Название: Юстиниан
Автор: freir
Иллюстратор: Prydderi
Персонажи: Валентин Придд, Жермон Ариго, Арно Савиньяк, ОЖП
Рейтинг: PG-13
Размер: 10110 слов
Категория: джен
Жанр: ангст, hurt/comfort
Дисклеймер: Прав не имею, выгоды не извлекаю.
Предупреждение: Модерн-АУ, военное АУ, парный текст к «Под сенью святой Одилии», альтернативный состав полка «Нормандия-Неман».
Краткое содержание: В знаменитый полк прибывает молодой летчик из Эльзаса и сталкивается с недоверием однополчан. Впрочем, дальнейшие события показывают, что не следовало судить по первому впечатлению.
Примечание: Фик написан на OE Big Bang 2016. Частично использованы материалы с сайта iremember.ru/
Посвящение: Спасибо Аксиоме за наше счастливое детство, а также за мимокрокодящую лейтенанта Женечку Павлову
Ссылка для скачивания: .doc, .pdf
Из неотправленного письма:
«…здесь и запах другой. Ты же знаешь, для меня это важно. Помнишь, кисловатый запах дерева — качели, что были в нашем дворе? Когда я вернусь, я обязательно смастерю новые.
Когда я вернусь…»
Дорога размокла, колеса то и дело увязали, буксуя. На одном из поворотов машина остановилась.
Сержант хлопнул по рулю, процедил что-то сквозь зубы, потом громче. Обернулся к Валентину:
— Камарад! — воскликнул он со смесью досады и добродушной насмешки. — Аэроплан!
Дальнейшие инструкции содержали в себе большей частью жесты, так как русскую скороговорку Валентин разобрать был не способен — пока что, как он надеялся.
Он благодарно кивнул — сержант все равно не понимал ни французского, ни тем более немецкого, а одно лишь «спасибо» явно выглядело чересчур формальным. Покидать такой уютный по сравнению с осенней непогодой автомобиль было сродни пытке. Валентин подхватил вещмешок с нехитрыми пожитками, махнул рукой сержанту и выскочил на дорогу.
Каким-то чудом он не угодил в самую грязь, но под сапогами все равно омерзительно хлюпнуло. Он поправил мешок, поднял воротник в тщетной попытке защититься от потоков дождя, колючих порывов ветра и зашагал через поле. Где-то там, впереди, был расквартирован полк, к которому ему отныне предстояло было приписанным.
Он добирался в общей сложности уже два месяца. Впрочем, думал, что и дольше придется. Валентин соглашался ехать даже два года — лишь бы начать делать хоть что-то.
Дома его ничего не держало. Прежде всего, так как от дома осталось исчезающе мало. При режиме маршала Петена ему ничего хорошего не светило. Сумев удрать в Британию вместе с несколькими знакомыми, он какое-то время перебивался случайными заработками, пока не услышал о новом наборе.
Вновь летать.
От этой мысли ряска, затянувшая сознание, как-то поредела, всколыхнулось полузабытое предвкушение — подниматься, подниматься, пока не захватит дух окончательно.
Ну и, конечно же, шанс действовать нельзя было упустить.
Взлетно-посадочную полосу ни с чем не спутаешь. По ее дальнему краю тянулись неказистые строения, замаскированные ветками. Дождь лил все сильнее, поэтому неудивительно, что Валентин не заметил там ни души.
И неудивительно, что заметили его.
Грозный окрик по-русски из кустов. Валентин остановился, дал себя рассмотреть.
— Франция, — ответил он, — авиатор.
Часовой вышел навстречу, придирчиво уставился в поданные документы. Второй часовой продолжал держать его на мушке, но Валентин и не собирался шевелиться.
Наконец, солдаты махнули ему рукой в сторону домиков и вновь растворились в отвратительно мокрых сумерках.
У символической изгороди курил усатый мужчина средних лет. Под шинелью угадывалась форма, но знаков различия видно не было, особенно учитывая стремительно надвигающуюся ночь. Валентин вежливо откозырял.
— Добрый вечер. Моя фамилия Придд. Я ищу полковника Ариго.
— Это я, — ответил тот, и Валентин облегченно выдохнул, стараясь не слишком меняться в лице. Ему до сих пор плохо верилось, что он сумеет успешно добраться куда-то за линию фронта в далеком Советском Союзе.
Докурив, полковник кивнул в сторону ближайшего строения.
— Проходите. Рассказывайте.
Валентин невольно улыбнулся, наклонил голову, чтобы спрятать неуставное выражение лица. Обычно их так приветствовал врач, поправляя пенсне и добродушно приглаживая бородку. Почему-то сходство показалось ему хорошей приметой.
— Лейтенант Валентин Придд прибыл для прохождения службы, — рапортовал он уже по уставу.
— Вижу. Где ваши документы? — полковник открыл пустую папку, принялся очинять карандаш.
— Виноват, господин полковник. Вот они, — Валентин положил перед ним слегка подмокший конверт.
— Да вы садитесь, садитесь. Обсушитесь хоть немного. — полковник пригладил усы совершенно докторским жестом.
— Благодарю, господин полковник, — Валентин послушно сел, куда велели.
— Летаем мы здесь на «Яках». Покажем вам с утра вашу птичку. Хороший самолет, «Мессерам» почти не уступает. Не спрашиваю, случалось ли вам видеть их раньше. Полагаю, вы освоитесь быстро.
— Благодарю, господин полковник, — повторил Валентин, стараясь скрыть замешательство от столь сердечного приема.
— Определю я вас в эскадрилью «Шербур». Ваши землянки — две самые северные. Техники большей частью французы, но остальной БАО — местные, советские. Основные слова выучите быстро, к тому же, у нас есть переводчица. К ней можно обращаться с любыми проблемами. Ко мне, разумеется, тоже.
— Благодарю, господин полковник, — в третий раз повторять не хотелось, но что еще ответить, Валентин не знал.
— Очень хорошо. — полковник принялся переписывать его данные. Почему у офицера такого ранга нет секретаря? Адъютанта?
Валентин вежливо промолчал. С инициативой можно выступить и позже, когда он больше поймет, так сказать, внутреннюю кухню этого полка. А до тех пор не стоит лезть не в свое дело. Как-то служили тут до него.
— Удачи вам. Отдыхайте пока что, осваивайтесь.
— Есть, господин полковник. — видимо, это было вежливым указанием на то, что от своего присутствия можно избавить. Валентин откозырял и вышел.
Северные землянки. Дождь поутих, и он не успел продрогнуть заново, пока добрался. Может, еще одно доброе предзнаменование?
В небольшом помещении было шумно. Заметили его не сразу. Все сидели вокруг жаровни, смеялись, разговаривали. Валентин огляделся. У стен были лежанки, накрытые брезентом. Он подошел к одной из них, явно свободной, по крайней мере, ничьих вещей там не валялось.
— Добрый вечер.
Шум моментально стих. Летчики обернулись к нему, кто-то хмыкнул и углубился обратно в свои дела, кто-то поднялся навстречу. Валентин вежливо улыбнулся. С этими людьми ему предстояло близко общаться ближайшие… неизвестно, сколько месяцев, а то и лет.
— Добрый, — вперед выступил светловолосый лейтенант с родинкой над губой, — лейтенант Савиньяк.
— Очень приятно. Лейтенант Придд. — чуть склонил голову в вежливом приветствии Валентин.
— Что такое? — глаза Савиньяка сверкнули злым весельем. — К нам начали присылать бошей? Переметнувшихся фашистов?
Валентин титаническим усилием воли подавил закипающую злость. Холодно посмотрел на Савиньяка.
— Я — французский офицер. А ваши фантазии — это ваши личные проблемы.
— «Фаши фантазии — фаши личные проплемы», — передразнил его Савиньяк, — я за тобой буду приглядывать, учти.
Насколько было бы приятным переложить вещмешок в левую руку, а правой быстро и четко ударить в нос, чтобы с этого лейтенанта слетела спесь. Валентин молча снял шинель, аккуратно сложил ее в ногах, достал из вещмешка потрепанную книгу, улегся и принялся читать.
Савиньяк гордо хмыкнул и вернулся к жаровне.
Надо было предвидеть подобный исход. Но не станешь же каждому метрику показывать. Валентин механически переворачивал страницы, буквы на которых были едва различимы в тусклом свете. Не такой прием он ожидал. Что уж там, он вообще не думал о том, какой прием ему окажут. Посчитал, что люди, сражающиеся за общее дело, должны принимать тех, кто стремится вступить в их ряды. Не придавал значения тому, что его фамилия может показаться кому бы то ни было немецкой.
Да к черту. Он внезапно почувствовал себя крайне уставшим, прикрыл глаза. Не детские игры. Война. Боевые вылеты покажут, кто тут чего стоит. И никакие фамилии уже иметь значения не будут. Ни фамилии, ни происхождение, ни другие объективные факты. Он добирался сюда на перекладных не для того, чтобы переживать о мнении почти незнакомого лейтенанта.
Усталость не позволила долго размышлять. Валентин сам не заметил, как уснул, и даже разговоры других летчиков ему не мешали.
— Смотри, — Юстиниан гордо кивает на старенький биплан, — скоро я научусь им управлять.
— Я тоже хочу! — Валентин осторожно трогает шасси, не слыша ворчания инструктора, настолько он заворожен настоящим самолетом на расстоянии вытянутой руки.
— Подрастешь — научишься, — Юстиниан смеется, дергает его за нос — шутливо, не обидно.
— Ты меня будешь учить? — Валентин счастливо распахивает глаза.
— Конечно. Еще успею тебя замучить придирками. Дай только прежде научиться самому.
Валентин вздрогнул и открыл глаза. Тихо потрескивал огонь в жаровне. Летчики спали. Ну да, наверное, за полночь уже. Часовые дежурят снаружи, в землянке можно относительно спокойно отдохнуть.
Неприятное чувство не давало просто лежать, а сон как рукой сняло. Юстиниана они последний раз видели три года назад. Мать не верила, что он погиб. Валентин тоже старался не верить, редкую почту пролистывал с жадной надеждой на весточку о брате.
А потом и почте стало некуда приходить.
Валентин тихо, стараясь никого не разбудить, поднялся, надел шинель и выбрался из землянки. Может, там снова идет дождь? Простые физические неудобства помешали бы сосредоточиться на переживаниях. Нельзя сейчас поддаться унынию. Его долг — сделать столько, сколько он может ради победы. А летчик, заранее уверенный, что все закончится плохо, много не навоюет.
Ливня не случилось, но ветер был как на заказ: злой, колючий. Его резкие порывы никак не позволяли стоящему у штаба полковнику Ариго зажечь спичку и закурить. Он-то почему не спит? Часовой делал вид, что все в порядке, и Валентин решил подойти. Вежливо откозырял.
— Добрый вечер, господин полковник.
— Здравствуйте, здравствуйте, — кивнул тот, предпринял очередную попытку раскурить трубку, на сей раз успешную. Затянулся, щурясь в сторону взлетно-посадочной полосы. Валентин молчал, и полковник тоже не спешил продолжать разговор. Тишина, перемежаемая только далекими гулкими взрывами, казалась вполне уместной.
Ему бы понравился Юстиниан. О, Юстиниан понравился бы всем. И фамилия не помешала бы. Валентин вздохнул, украдкой пряча озябшие пальцы в рукавах.
— Кто из них?
— Простите, господин полковник? — не понял Валентин.
— Кто из них так плохо вас принял, что вы теперь мерзнете вместо спокойного отдыха?
Валентин не нашелся, что ответить. Покачал головой, хоть это и было совсем не по уставу.
— Проходите, — полковник посторонился, пропуская его в уютное тепло. Закрыл дверь, принялся возиться с закопченным чайником, — садитесь же.
— Спасибо, господин полковник, — Валентин едва удержался от потирания зудящих пальцев. Надо раздобыть непромокаемые рукавицы. Наверняка у техников можно будет достать.
— Держите, — полковник щедро бросил в кружку три кусочка сахара, — вы не ужинали сегодня, ваш командир эскадрильи сказал, что вы спите. Полагаю, за время пути вы также не слишком хорошо питались.
— Я в порядке, господин полковник, — отчеканил Валентин, не зная, как реагировать.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Держите, — он добавил к угощению галеты, банку тушенки и — Валентин не мог поверить своим глазам — настоящую шоколадку. Маленькую, но все же… Шоколад? На фронте?
— Я не могу…
— Можете, — полковник пригладил усы, наполнил чаем и свою кружку, — угощайтесь, не стоит стесняться. На войне не обязательно превозмогать лишения и героически страдать двадцать четыре часа в сутки. Должны быть и приятные моменты.
— Спасибо, господин полковник, — тушенка пахла просто потрясающе. Валентин зачерпнул немного мяса ложкой, отправил в рот. Он попал в рай. Полковник одобрительно наблюдал за ним, грея руки о кружку. Все это настолько контрастировало с приемом эскадрильи…
Как ни старался он есть медленно и чинно, угощение исчезло в считанные минуты. Как давно он не ел мяса… Как давно вообще не ужинал вот так, спокойно, в помещении, когда тело наливается приятной истомой от жаровни рядом, и ветер не норовит забраться под одежду…
— Расскажете, что у вас там произошло?
— Ничего не произошло, господин полковник, — твердо ответил Валентин. Еще не хватало жаловаться. Не младшая школа, как-никак, где воспитатель строго расспрашивает обоих участников конфликта, а потом заставляет помириться и дальше вместе играть в мячик в рекреации.
— Конечно, конечно, — полковник сам прибрал со стола, — когда я был в вашем возрасте, лейтенант, тоже придавал очень много значения тому, что могут подумать обо мне сослуживцы. Если бы дуэли не казались нам старомодными, я мог бы прослыть бретером. Но после нескольких совместных боевых заданий страсти изрядно поулеглись. С некоторыми из этих достойных сынов Франции я переписываюсь до сих пор — насколько позволяет военное время. Я вижу, что вы — сдержанный молодой человек, не станете горячиться зазря. Верю, что в вашем случае рассудительность победит.
— Спасибо, — что еще он мог сказать?
Полковник Ариго удовлетворенно кивнул. Понимал, что иначе тут и не ответишь.
— Теперь, когда вы насытились, возможно, вам будет легче уснуть.
— Так точно, — Валентин поднялся, — спокойной ночи, господин полковник.
***
Так как о порядках в Советской армии Валентин прежде знал лишь по слухам, реальность весьма его удивила. Казалось бы, жили летчики в землянках, с минимумом удобств. Тем не менее, завтрак для военных времен был подан богатый. Три длинных стола — по одному для каждой эскадрильи — были накрыты скатертями, в которых Валентин опознал бывшие парашюты. На завтрак предлагалась довольно большая порция вкусной каши с мясом — маленькими, но ощутимыми кусочками! Более того, и идти куда-то с миской не пришлось — каждый стол обслуживала официантка!
Бедные девушки. Вынуждены жить в таких условиях, их работа незаметна. Валентин улыбнулся русоволосой худенькой официантке, которая поставила рядом с ним кружку с чаем.
— Спасибо.
Она улыбнулась в ответ, пробормотала что-то по-русски. Некоторые летчики засмеялись, видимо, те, которые были здесь давно и успели выучить язык. Официантка озорно хихикнула, подхватила пустой поднос и скрылась за занавеской, на кухне.
После завтрака он сам нашел техника, с которым предстояло работать вместе. Это был мужчина лет сорока, плотный, коренастый, с въевшимся в кожу машинным маслом.
— Зовите меня Дидье, господин лейтенант, — радушно предложил он, увлекая Валентина за собой к взлетно-посадочной полосе, — сами понимаете, нам тут редко присылают пополнение, как людей, так и технику. Но ничего, вам птичка понравится! Вот этими руками перебрал все, смазал, любо-дорого посмотреть!
Может, не стоит даже думать о неприязни Савиньяка? Технику было безразлично происхождение его фамилии, главное — что новенький лейтенант умеет управлять самолетом. Очень быстро между ними завязался разговор о характеристиках различных истребителей. Дидье отлично разбирался в особенностях как советской техники, так и немецкой, даром, что сам не летал. За оживленной беседой неблизкая дорога до ангаров показалась парой шагов.
— Вот наша птичка! — гордо объявил Дидье, махнув рукой в сторону лоснящегося свежей покраской самолета. — Пушечка! А маневренный какой! Не пожалеете!
— Дидье? — в ангар заглянул незнакомый техник, спросил что-то по-русски. Дидье кивнул ему и обернулся.
— Виноват, господин лейтенант, срочно помощь нужна, разрешите отлучиться?
— Да-да, конечно! — поспешил отпустить его Валентин. Еще успеют вместе самолет обсудить. Дежурит сейчас другая эскадрилья, надобности задерживать его нет.
Дидье откозырял и бросился за вторым техником. Валентин переступил с ноги на ногу, огляделся. В скудно освещенном ангаре истребитель действительно казался древней диковинной птицей. Как же они тут работают? Наверное, приносят фонари, чтобы подсветить себе. А сейчас — зачем устраивать иллюминацию зазря.
Он коснулся шасси рукой в перчатке. В гулкой тесноте ангара были лишь они двое — самолет и человек. Валентин скептически воспринимал истории о том, как летчикам их машины кажутся живыми. Но было что-то в этом истребителе… Это не могла быть индивидуальность предыдущего хозяина: тот лейтенант, на замену которому прибыл Валентин, погиб вместе с самолетом, и «Як», стоявший перед ним, был совершенно новым.
Я буду звать тебя Юстинианом. Ты ведь никому не скажешь?
В любом случае, о своих ощущениях лучше никому не обмолвиться ни словом.
— Товарищ лейтенант? — мягкие шаги.
Валентин обернулся. Рядом стояла девушка в советской военной форме, высокая, но тонкая настолько, что, казалось, в этом климате она должна была постоянно мерзнуть.
— Сержант Тихонова, — она отдала честь, — я переводчица.
— Да, господин полковник говорил о вас. Приятно познакомиться, — Валентин замешкался. Первой для пожатия должна была протянуть руку девушка, но она не собиралась этого делать, ей и в голову, видимо не пришло, связанной рамками устава.
— Мне поручено показать вам санчасть и маленький красный угол.
— Маленький красный угол? — переспросил Валентин, лихорадочно соображая, что могло иметься в виду.
Переводчица смутилась. Может, неправильно слово подобрала?
— Клуб. Библиотека. Место для отдыха. У нас есть несколько книг, которые можно там читать, а еще мы вешаем там стенгазету.
— А. Благодарю вас, с удовольствием.
Она повеселела, отступила, пропуская его к выходу первым. Библиотека… Французских книг там вряд ли много. Кто везет с собой на фронт литературу в больших количествах? Наверняка, там с летчика по книге, подобно тому, как он сам с собой всего одну привез.
Если его собьют, библиотека ею пополнится.
Валентин улыбнулся переводчице, которая продолжала говорить, тщательно подбирая слова:
— Медсестра по-французски не говорит. Но она очень-очень добрая. И все говорят, что у нее золотые руки, и швы она не так больно накладывает, как другие. Ее зовут сержант Полоцкая, но все называют ее просто Катя.
— Ка-тиа?
— Катрин.
— А, — Валентин кивнул. Описание звучало весьма… домашне. Реальность не подвела. Катрин оказалась девушкой чуть постарше переводчицы, в аккуратной белой косынке, невысокой, голубоглазой. Разговор шел не напрямую, но Катрин все равно производила очень уютное впечатление. Наверное, она будет хорошей матерью, подумал Валентин, слушая нежный щебет на незнакомом языке.
По дороге в "маленький красный угол" он все же решил спросить:
— К медсестре вы обращаетесь по имени. А вы? Вас все зовут по званию?
Переводчица чуть смущенно улыбнулась.
— Нет, тоже по имени. Меня зовут Натальей, но вам, наверное, будет удобнее говорить "Натали".
Какие-то странные здесь закономерности соблюдения устава, решил Валентин, но кивнул с улыбкой. Натали. Ей подходит это имя.
— Тогда вы можете звать меня просто Валентином.
— Вы офицер, лейтенант, — смутилась она.
Очень странные закономерности соблюдения устава.
Впрочем, об этом можно подумать и позже.
***
На собрании эскадрильи Валентина приняли равнодушно, как ни в чем не бывало. К лучшему, пожалуй. Ведомым его поставили к старшему лейтенанту Шарли, опытному летчику. Тот сразу предупредил:
— Это твой первый вылет здесь. Даже не думай проявлять инициативу. Держись строго за мной, как приклеенный, если хочешь выжить. Понял? Надо просто держаться за мной. Погеройствовать ты еще успеешь.
— Есть, господин старший лейтенант, — коротко кивнул Валентин.
Было немного обидно, что его собираются держать за спиной. Конечно, Шарли был прав. Они здесь еще совершенно не знают его навыков. Он, в свою очередь, незнаком с местной техникой, боевыми условиями, не понимает русский, в конце концов.
Желание показать Савиньяку, что тот несправедливо к нему отнесся, было совершенно ребяческим, и Валентин поспешил его подавить.
Полковник Ариго собрал комэсков для разъяснения заданий, тем уже предстояло передать инструкции эскадрильям.
— Итак, — начал капитан Эпинэ, убедившись, что его слушают, — нам следует сопровождать бомбардировщики. Во время следования идем в обычном порядке. На месте звено Лорана прикрывает точку захода на бомбежку, звено Шарли присматривает за «Пешками» на выходе, мое звено патрулирует сверху на случай приближения противника. Вот карта. Отметьте себе маршрут. Вопросы?
— Никак нет, господин капитан, — нестройным хором отозвались летчики.
Эпинэ удовлетворенно кивнул и перевел взгляд на Валентина.
— Свободны. Идите готовиться. Лейтенант Придд, останьтесь.
— Слушаюсь, господин капитан.
Эпинэ поправил планшет на коленях, устало посмотрел на него. Наверное, сомневается, как справится новичок. Валентин едва заметно дернул краем губ. Все когда-то были новичками. Что ж теперь, в бой не пускать? Зачем он здесь тогда?
— Лейтенант Придд, я полагаю, старший лейтенант Шарли проинструктировал вас касательно поведения в полете?
— Так точно, господин капитан.
— Будьте внимательны. Если благополучно совершите три вылета — считайте, вы научились необходимому, чтобы в случае надобности проявлять инициативу самому. Но пока — держитесь за Шарли.
— Слушаюсь, господин капитан. Разрешите идти?
— Идите, — со вздохом ответил Эпинэ, — удачи нам всем.
«Як» действительно слушался чудесно, Дидье постарался на славу! Валентин в очередной раз перепроверил, что идет в точности по указанному курсу и не сместился ни на дюйм относительно Шарли. Бомбардировщики шли чуть ниже их эскадрильи.
В их самолетах хоть было радио. Говорят, во многих полках до сих пор эскадрильи были вынуждены держать максимально плотный строй, чтобы командир в случае надобности мог отдавать приказы жестами. Что ж, Валентин сам помнил условия, в которых, например, летчикам не давали парашют. Куда более необходимая принадлежность, чем радио.
Чего только не бывает в боевых условиях.
На их частоте реплики звучали большей частью по-русски: бомбардировщики переговаривались с Эпинэ, остальные истребители отзывались лишь изредка. Валентин поглядывал вниз. Определенная торжественность момента вполне ощущалась: он впервые летит в составе этого полка. Это первый его по-настоящему боевой вылет. Он действует. Сейчас он будет, хоть и не напрямую, участвовать в атаке на немецкие позиции.
Судя по карте, они приближались к намеченному квадрату. То, что Эпинэ занял эфир командами по-французски, также сулило действие. Скоро, скоро. Валентин невольно улыбнулся. Юстиниан, ты бы сказал, что я веду себя как мальчишка.
Надо успокоиться.
— Внимательнее, смотрим по сторонам, не отстаем, — голос Шарли. Валентин кивнул, хотя командир и не мог его видеть. Четко, словно на занятии, последовал за ним, соблюдая расстояние. Бомбардировщики один за другим сбрасывали снаряды, снизу плевались зенитки, было очень трудно отвлечься от вспышек и столбов дыма. Валентин бросил быстрый взгляд по сторонам. Немецкие истребители пока не появились.
Валентин вздрогнул, когда зенитке удалось подбить бомбардировщик. Тот задымился, но падать вроде как не собирался. Скороговорка на общей частоте — и самолет повернул обратно, неровно, но упрямо возвращаясь к линии фронта.
Еще один заход — и остальные также принялись набирать высоту и менять курс. Эпинэ включился в переговоры, командуя перестраиваться. Судя по всему, ни один истребитель не пострадал.
— Господин лейтенант! — техник бросился к нему, едва фонарь кабины открылся. — Как вы?
Валентин снял шлемофон, улыбнулся краем губ. Скорее всего, техник переживал о самолете, а не о нем лично. Но все равно было приятно. Он вылез на крыло и осторожно спустился на землю. Уже открыл рот, чтобы вежливо поблагодарить за беспокойство и за проделанную до вылета работу, но его успели перебить.
— О да, лейтенант Придд! — насмешливо воскликнул из-за спины Савиньяк. — Расскажите, как вы. Возможно, героически вышли в бой один на один против «Мессера». Или, дайте-ка подумать, поразили всех летным искусством, совершали бочки и полупетли. Хммм, кажется, вы не делали ровным счетом ничего. Потраченное зря топливо.
— О, лейтенант Савиньяк. Ваша вера в то, что я способен извлекать из кармана «Мессеры», все крепчает. Благодарю за кредит доверия, — прохладно отозвался Валентин.
Такие люди бесили его еще со школьной скамьи. Что ни сделай — не так. Не дрался — трус и заучка. Подрался — задира. Поддержал другого — собезьянничал. Возразил — только и знаешь, что против товарищей идти. Правильного поведения с такими людьми просто не существовало. Поэтому Валентин приучил себя выкидывать из головы придирки.
Техникам было явно неловко присутствовать при ссоре офицеров. Впрочем, Валентин ссориться не собирался. Не дожидаясь реплики Савиньяка, утащил своего техника и принялся обсуждать с ним самолет, старательно не обращая внимания на насмешки.
Натали уже дожидалась его у землянок. Валентин не мог представить, как при своей загруженности — единственная переводчица на полк — она успевает с кем-то общаться.
— Товарищ лейтенант! — просияла она, счастливо откозыряв.
— Здравствуйте, — он невольно улыбнулся. Натали загадочным образом одним своим появлением умела разряжать атмосферу. Как она ухитряется оставаться такой же доброй, отзывчивой и светлой в этих условиях?
А как полковник Ариго ухитряется обо всех заботиться?
— Я так рада, что вы живы!
— Никакой опасности не было, — почти не покривил душой Валентин. — Разве что зенитки. Но «Пешки» быстро управились, по нам не успели попасть. А немецкие истребители не прилетали.
— Странно, разве это был какой-то не очень важный объект? Почему его так плохо охраняли от атак с воздуха? То есть, я рада, господин лейтенант, что оно так. Просто обычно ведь не так. Простите, я совсем в словах запуталась, — посетовала Натали.
— Вы отлично говорите по-французски. Где вы его так выучили? У вас кто-то из родственников француз?
— Нет, моя бабушка — учительница французского. И я никогда не думала о другой карьере. У нас в городе есть очень хороший институт. Я там училась. Очень хорошо обучают. Полковник Ариго тоже хвалит мой французский. — Натали покраснела, взмахнула ресницами. — Полковник Ариго всех хвалит. Поэтому ваши слова мне более ценны.
Спускаться в землянку вместе с эскадрильей не хотелось. Опять выслушивать насмешки Савиньяка? Успеется. Валентин ненавязчиво увлек ее в сторону, к изгороди.
— Спасибо. Мне приятно, что я смог вас порадовать.
— Если хотите, я могу немного поучить вас русскому. Я всех заинтересованных обучаю. — поспешила добавить Натали. — Конечно, у вас не очень много времени… и есть более важные дела…
— С удовольствием, — заверил Валентин. Почему бы и нет? — А вы мне расскажете еще о вашем городе?
— Если хотите, — она обрадовалась еще больше, — он очень красивый. То есть… был красивый. После оккупации я там не была. Я не знаю, что там сейчас. — уже куда менее воодушевленно добавила Натали.
— Я тоже не знаю, что сейчас творится в моем городе, — признался Валентин, решив, что правильные слова для сочувствия найти не сможет, хоть и сопереживает искренне.
— Я читала, что творится во Франции, — кивнула Натали, — у нас мало пишут о других странах, но все равно.
— У нас тоже было красиво. Люди думают: «а, провинция, что там может быть интересного». Зря. Я бы хотел верить, что мы всё восстановим. «Мы» — не имею в виду «лично я». Просто люди. Возможно, я слишком рано думаю о том, что будет после войны. Но о чем тогда думать?
— Вы правы.
Натали явно хотела добавить что-то еще, но ее окликнули из другой землянки. Виновато улыбнувшись, она откозыряла и сбежала.
Из неотправленного письма:
«…в этой библиотеке на удивление хорошие книги. Я даже нашел одну по русской истории. Представляешь, русская история на французском языке. Не думал, что подобное вообще существует. Да еще и здесь. После таких книг меня тянет писать глупые стихи.
Сто лет назад здесь гнались за оленем,
Он несся сквозь чащу, легкий и гордый.
Сегодня же мы на костях поколений
Преследуем завоевателей орды.
Лет двести назад здесь костры разгорались,
И девушки прыгали в искрах и бликах,
Сегодня прожекторы светят и шарят,
В лучах мы мелькаем, в разрывах зениток.
Полтысячелетья назад мчались люди,
Потрясая мечами, и стрелы свистели.
Мы атаку врага примем собственной грудью,
Мы отбросим их прочь, чтоб в тылу — уцелели.
Уж тысяча лет, как прошли здесь славяне,
Их князь щит прибил на вратах Цареграда.
Мы щит свой прибьем, и поднимем мы знамя
Над столицей врага, вдаль, в историю глядя.
Натали могла бы оценить их, но как она воспримет чтение стихов с моей стороны? Я не хотел бы внушать ей ложные надежды…»
***
Летчики играли в карты, поглядывая в окошко под потолком землянки. Метель все не утихала. Вылетать в такую погоду не было решительно никакой возможности. Валентин лежал на одеяле, укрывшись шинелью, тоже задумчиво следил за опускающейся на землю белой пеленой. Дороги наверняка завалило. Хотя если бы он командовал каким-нибудь наземным подразделением, то рискнул бы. Под прикрытием снега, при затрудненной видимости, можно при должном уровне маскировки тихо перебросить к фронту какой-нибудь резерв. Внезапно атаковать.
Хотя военная обувь не приспособлена к таким снегам. Ни немецкая, ни даже советская, что странно — они ведь должны учитывать собственные погодные условия. Почему их уютные войлочные сапоги, о которых рассказывала Натали, не входят в комплект формы?
Дома он видел такой снегопад считанные разы. Однажды им повезло, и улицы завалило сугробами как раз под Рождество. Он тогда еще был совсем маленький, брат придвинул ему к окну стул, стоял рядом, страхуя, пока Валентин восторженно любовался синеватым в сумерках снегом. Мама варила глинтвейн для старших, пахло корицей.
Лучше пусть снег ассоциируется с корицей, чем с бомбежкой.
Еще несколько дней назад небо, хоть и было затянуто тучами, все же позволяло вылеты. Эскадрилья вылетала на перехват бомбардировщиков, блестяще провела бой. Радости хватило ненадолго, назавтра другую эскадрилью потрепали во время задания вражеские истребители, два летчика не вернулись. Настроение в полку воцарилось не лучшее, а тут еще и снегопад.
Уж лучше бы задание, проще отвлечься.
Натали, похожая на снеговика, торопливо растирала руки. Вместе с ней в землянку ворвался поток холодного воздуха. Летчики отвлеклись от карт, Валентин сел на одеяле, в надежде, что она принесла новости.
— Товарищ полковник объявил построение.
— В такую-то погоду, — проворчал кто-то. Натали, не слушая ответов, побежала к землянке второй эскадрильи. Валентин оделся, натянул сапоги и вышел следом, не обращая внимания на смешки за спиной. Вероятно, у полковника появились идеи. Ну, или идеи появились у командования, что тоже неплохо. Пусть на улице и холодно, в небе и того холоднее, но бездействовать сил не было.
Ветки деревьев нависли крышей, под ними Ариго и построил полк. Прохаживаясь вдоль строя, он угрюмо потирал руки. Валентин следил за ним, не отрываясь. Еще минуту — и он вызовется добровольцем, не зная задания. Заметно же, что приказ, который полковник собирается отдать, самому ему не по душе.
— Не буду ходить вокруг да около, — наконец, заговорил он, — поступил приказ провести разведку. Есть добровольцы?
— Я, — Валентин с готовностью шагнул вперед.
За спиной неопределенно хмыкнул Савиньяк. Полковник не обратил внимания. Машинально поправляя усы, посмотрел на Валентина.
— Все свободны, Придд — за мной.
— Есть, господин полковник.
Приятно, что командование разделяет его мнение — подобной погодой нельзя не воспользоваться. Валентин поспешил за полковником след в след. Сейчас он не завидовал батальону аэродромно-технического обеспечения. Разгрести сугробы, вывести самолет из ангара, в лютый холод все проверить…
— За линией фронта проходит железная дорога, — принялся объяснять по дороге полковник, не желая тратить время зря. — Посмотрите, нет ли движения. А также нельзя ли, пользуясь погодой, привести бомбардировщики и это движение немцам затруднить.
— Да, господин полковник, — отозвался Валентин.
— И вообще оцените обстановку. Так, как вы умеете.
— Слушаюсь, господин полковник.
— А, черт возьми, — выругался тот себе под нос, пропустил Валентина в землянку.
Что именно рассердило полковника, осталось загадкой. Небрежно сбросив шинель на край лежанки, он расправил на столе карту.
— Смотрите, Придд. Вот линия фронта. Вы пролетите вот здесь, а вот отсюда вернетесь.
— Слушаюсь, господин полковник, — Валентин с любопытством прикинул, что и где в этом рельефе можно спрятать в снежную погоду, — разрешите выполнять?
— Выполняйте, — со вздохом кивнул полковник.
— Товарищ лейтенант?
Валентин, на ходу натягивающий перчатки, остановился и обернулся. Сугроб с мягким скрипом соскользнул с ветки и шлепнулся прямо перед Натали. Она не обратила внимания, раскрасневшаяся, с выбившимися из-под платка волосами.
— Вы даже не сможете взлететь!
— Смогу, — ровным тоном ответил Валентин, глядя в сторону, — взлетно-посадочную полосу расчистили.
— Но какой смысл в разведке! Вы же не увидите ничего, все же будет белое.
— Я выполняю приказ.
Натали опустила голову, теребя уголок платка. Она, конечно же, права, ничего не будет видно — если лететь на привычной высоте. А вот если рискнуть и спуститься пониже… Только не стоит уточнять свои планы вслух. Не то, чтобы Валентин не доверял ей. Натали уже зарекомендовала себя как всецело лояльная. Однако она не преминет вспомнить про зенитки, всполошится еще больше.
— Простите, — она, наконец, шагнула в сторону, — удачи вам.
— Спасибо, — он постарался улыбнуться, чувствуя, что губы немеют от непривычного усилия.
***
Можно было бы предположить, что снизу потянется заснеженная равнина. Валентин покосился на землю и печально хмыкнул. Линия фронта чуть ли не распахана. Даже с этой высоты угадываются батареи, окопы, орудия, укрепления… Лес тут вырубали поспешно. А вон там — следы от большого пожарища. Словно язвы — как бы высокопарно это ни звучало. Война когда-нибудь кончится, он верил в это. Но сколько сил предстоит вложить в то, чтобы вернуть этим адским пейзажам их прежнюю безмятежность?
Над железной дорогой пришлось снизиться. Валентин сделал несколько кадров, надеясь, что хоть один получился не смазанным. Вон те холмики похожи на замаскированные вагоны. Хотя рельсы так занесены снегом, что в ближайшее время и не пройдешь по ним. Съемку порученного ему участка дороги он все же сделал. Можно было поворачивать обратно.
Валентин посмотрел на датчик топлива и решил сделать круг побольше. Рассмотреть дорогу тогда уж и дальше к югу. Вдруг ее там расчистили, и как раз перебрасывают технику ближе к линии фронта, пользуясь погодой?
Хотел бы он пролететь так же над собственным домом? Точнее, над тем, что от него осталось? Интересно, из какой части Франции Арно. Валентин усмехнулся в шарф. Наверняка жалеет, что не вызвался добровольцем.
Хватит злорадства. Кажется, что-то интересное. Валентин скорректировал курс, чуть снизился, стараясь, чтобы с земли это не выглядело подозрительным. Странное движение внизу. Он несколько раз нажал на гашетку фотопулемета. Белое на белом вряд ли будет заметно… Надо снижаться.
Но как это сделать, чтобы внизу не поняли, что их обнаружили?
Он сверился с приборами и набрал высоту, чтобы нырнуть в облако. Если пролететь немного наискосок, потом развернуться и снижаться, его появлению могут вообще не придать особого значения. День. Летит самолет. Тоже еще новость. Они там, внизу, наверняка понимают, что самолеты в небе будут, хоть и меньше — из-за погоды.
А вдруг заподозрят неладное?
И что? Начнут стрелять, чтобы точно себя выдать? Стрелять из чего? Если там действительно подразделение на марше, из-за пазухи зенитку они не извлекут.
Только бы не потеряться в облаках и не промахнуться!
Повезло. Валентин выскочил из ватного тумана прямо над колонной. Неужели танки? Он сделал несколько кадров, не меняя ни скорости, ни высоты. В способности техники он не слишком верил, но глаза-то оставались при нем! К снимкам он в любом случае приложит рапорт.
Но каковы! Их вполне могли не заметить! Вот, сколько значит везение! Железная дорога… Да, пожалуй, не все приказы надо трактовать буквально и бояться сделать шаг за рамки. Юстиниан не раз говорил, что устав — штука гибкая, если знаешь, где гнуть. Валентин нырнул обратно в облако и по приборам отправился на аэродром.
«…ты бы даже захотел оказаться тут. Я уже выучил по-русски основные фразы, хотя нас и сопровождает переводчица — везде, где может понадобиться. У меня все хорошо. Я жив. Я даже чувствую вкус пирога. У нас здесь не так много разносолов, но в честь праздника раздобыли сушеных яблок, измельчили, добавили в тесто. Простая радость. Ты ведь понял бы, о чем я? Возможно, для более сложных радостей меня пока не хватает. Пока. Я ведь прав, что ожил?
Я не знаю, где ты, Юстиниан. Наверное, ты бы посмеялся, узнав, что я зову твоим именем самолет. Просто думая о полетах я не могу не думать о тебе…»
***
Дежурная эскадрилья сбилась в стайку у ангаров. Снаружи было очень холодно. Внутри — чуть менее холодно, зато душно, а также скучно. Ночь вроде как подходила к концу, но рассвет не спешил, небо все так же было неопределенно-серым.
Все вокруг было припорошено снегом. Разве что взлетно-посадочную полосу расчистили. Теперь снег ассоциировался у Валентина еще и с запахом хвои. Кто знает, откуда техники достали елку. Парашютоукладчицы вместе с Катрин соорудили игрушки из подручных предметов — марли, старых газет, шишек, желудей. Получилось даже красиво, но смотреть на это Валентин не мог. Словно огромная вывеска над елкой: «пир во время чумы».
Его мнение было непопулярным, и хорошо, что он придержал его при себе. Летчики, которым повезло не дежурить этой ночью, вовсю праздновали. Как там говорил полковник Ариго? На фронте не обязательно постоянно испытывать лишения, иногда можно и порадоваться. И на Рождество, и на Новый год на кухне постарались приготовить праздничный ужин. Получилось, несмотря на скудный набор продуктов. Полк радовался, шутил, летчики и техники танцевали с парашютоукладчицами, которые к празднику даже ухитрились нарядно одеться.
Юстиниан, как перестать думать о том, что в любой момент может зареветь сигнал тревоги?
Валентин сидел чуть поодаль, под навесом. От недостатка общения он не страдал, хоть иногда и завидовал остальным летчикам — они действительно казались семьей. А он только с Дидье и разговаривает.
Нет, еще с Натали.
Легкая на помине, хоть и не требующаяся здесь по уставу переводчица примостилась рядом, сложила руки в грубых варежках на коленях, улыбнулась ему.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант.
— Доброе утро, Натали, — просто поздоровался он. — Почему вы не спите в такую рань, да еще и первого января?
Она пожала плечами, уставилась в землю.
— Понимаете, это ведь праздник. Мы его тут, в Советском Союзе, празднуем. Взамен буржуазного Рождества. Извините, я знаю, что французские традиции другие. Вас не оскорбляет, что я так говорю о Рождестве?
— Ничуть, — заверил Валентин, пытаясь понять, как значимость праздника связана с бодрствованием.
— Я привыкла отмечать с семьей, — тихо заключила Натали.
Валентин глубоко вдохнул и промолчал. Бедная. Скучает по дому. Неизвестно, осталось ли что-то от ее дома после оккупации.
— А как вы отмечали… до войны? — робко спросила Натали.
— О, — Валентин невольно улыбнулся, — у нас не очень богатая семья, но все равно в детстве праздник у нас всегда был. Рождественские ярмарки начинаются загодя, еще в начале декабря, к тому времени уже проходит неделя Адвента, мама всегда готовила для нас с братом календари с какими-нибудь маленькими подарками за окошками: орех, леденец или другая сладость. Я бы хотел, чтобы вы могли своими глазами посмотреть на ярмарку в Эльзасе. Мама пекла пироги и пряники. Отец ворчал, что глупости все это, но всегда помогал нам украшать дом. Он смеялся… — Валентин замолчал, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. — Извините.
— Ох… — Натали испуганно смотрела на него. — Простите. Я не хотела…
— Ничего, — он постарался улыбнуться.
Натали неловко расправила юбку на коленях. Зря она чувствует себя виноватой. Как будто она бомбила его родину, аннексировала Эльзас и Лотарингию, прошла по Европе как раскаленный утюг по ткани… Валентин осторожно коснулся ее локтя.
— А расскажите теперь вы?
Натали неуверенно улыбнулась, открыла было рот, но ракета заставила ее вскочить.
— Все по местам, тревога! — навстречу бежал капитан Эпинэ. — Вылетаем на перехват!
В курс дела их вводили буквально на ходу. С запада двигалась эскадрилья «лаптежников», немецких бомбардировщиков в сопровождении истребителей прикрытия. По курсу их следования было несколько возможных целей, и командование предпочитало не дожидаться, пока немцы до этих целей доберутся. Вот и подняли по тревоге ближайших истребителей.
Последние указания Эпинэ выдавал уже по радио, чтобы не терять время. Звену Шарли предстояло связать боем вражеские истребители, два остальных звена должны были атаковать бомбардировщики. Задача не казалась сложной — на первый взгляд. Их «Яки» маневреннее. Бой будет по эту линию фронта, то есть, вполне может повезти заманить их к советским зениткам. Когда впереди показались немцы: шесть бомбардировщиков и два истребителя, некоторые не удержались от облегченных возгласов.
— Не отвлекаться, — прикрикнул Эпинэ, — Шарли, смотрите в оба.
— Слушаюсь, — ведущий их звена отделился от эскадрильи. Валентин с напарником последовали за ним. Приказ «смотреть в оба» точно касался всех троих. Валентину казалось странным, что бомбардировщики сопровождает всего одна пара. Ну вот, встретился перехват, и как они разорвутся, чтобы прикрыть своих?
Разрываться немцы не собирались. Бросив бомбардировщики, они приняли бой. Что происходит внизу, с оставшимися двумя звеньями, Валентин следить не успевал. Он прикрывал Шарли наравне с Гирке.
Немцы летали виртуозно. Валентин не мог не признать их мастерства, несмотря на ненависть. Истребители обменивались очередями, теснили друг друга. Нанести немцам серьезный ущерб никак не получалось, и Валентин едва не упустил в порыве азарта момент, когда в поле зрения появились еще две точки.
Бомбардировщики сопровождала не одна пара.
— Господин старший…
— Не мешай, — рявкнул Шарли по радио, выпуская очередь по противнику. Тот задымился, резко теряя высоту.
Вторая пара истребителей приближалась очень быстро, слишком быстро, времени на раздумья не было. Валентин набрал высоту и скорость, бросаясь им наперерез. Трое против троих. Он шел в лобовую, нырнув вниз за мгновение до того, как немец открыл огонь. Развернувшись так, что в ушах заложило, он выпустил очередь по хвосту. Ах, черт, попал, но незначительно.
Валентин почему-то представлял себе воздушные бои истребителей как параллельные дуэли. В реальности же происходила драка «все против всех», Шарли пытался сдерживать сразу двоих, Гирке прикрывал его, Валентин не давал третьему атаковать с фланга или тыла. Волосы, кажется, уже слиплись от пота под шлемофоном. Очередь, маневр, очередь… Ловко увернувшись от атаки, немец зашел в хвост Шарли, и Валентин вновь бросился наперерез. Он давил гашетку, словно во сне наблюдая, как пули строчат по фюзеляжу противника, находят слабину — и попадают в бак…
***
Валентин сорвал перчатки, шлемофон, едва удержался, чтобы не бросить их о стылую стену землянки. Вместо этого аккуратно положил в изголовье, сделал несколько медленных вдохов и выдохов.
Ну, сбил. Но все равно не успел же. Шарли ранен. Хорошо хоть, добрался до аэродрома, Катрин наверняка уже хлопочет над ним.
В целом, в ситуации не было ничего удивительного. Это война. И в мирное-то время никогда не знаешь, сумеешь ли сделать все по плану. А тут — как ни подстилай соломки, не поможет.
— Эй, Придд, можно тебя на минуту? — Арно смотрел на него как-то снизу вверх, сложив руки за спиной.
— Внимательно слушаю, — прохладно отозвался Валентин.
Арно переступил с ноги на ногу, бросил взгляд на вход в землянку. И где его обычное красноречие? Где поток слов, который не прервешь?
— Тут такое дело, — наконец, проронил он и вновь замолчал.
Валентин бесстрастно смотрел в точку у него над плечом. Если через минуту он не сформулирует свою мысль, разговор следует прекратить. Пойти к техникам, например, или к Катрин, навестить Шарли. Даже самый придирчивый недоброжелатель не сочтет эти занятия побегом от разговора с Арно.
— Извини.
— Что? — Валентин непроизвольно подался вперед.
— Извини, — повторил Арно, глядя себе под ноги, — я был неправ. Я не должен был обвинять тебя в предательстве, тем более, увидев первый раз в жизни, на основании одной только фамилии.
— Еще к акценту претензии были, — педантично напомнил Валентин, стараясь не улыбаться.
— Слушай, ну ты… Нет, действительно. Я не хочу, чтобы так… Ты ни разу не дал повода себя в чем-то упрекнуть. Представляю, как тебе было тяжело жить, пока мы все тебе не доверяли.
— Не все. У полковника Ариго никогда не было вопросов касательно моего происхождения.
Арно тихо фыркнул, сцепил ладони уже перед собой, потер запястье, потом скрестил руки на груди.
— Я не в обиде, — ровным тоном известил Валентин, продолжая смотреть мимо него.
— Да брось. Любой был бы в обиде. Понимаешь, мы…
— Понимаю, — перебил его Валентин, — и принимаю твои извинения.
Арно какое-то время подозрительно смотрел ему в лицо, затем улыбнулся краем рта.
— Хорошо. Я рад, что у нас не восемнадцатый век. Тебе было бы впору на дуэль меня вызвать за все то, что я успел наговорить.
— Ничего, — Валентина начала утомлять ситуация.
— Очень даже "чего"! Ты сбил немецкий истребитель! Спас жизнь Шарли!
— Это мой долг.
— А, брось, — Арно уверенно потащил его наверх.
— Куда ты меня тянешь?
— Как это куда? Обмыть сбитый!
Да уж, не так он представлял себе зарождение дружбы с другими летчиками…
— Может, сначала навестим старшего лейтенанта Шарли?
***
Собственно, полковник и не был обязан объявлять, по какому поводу построение. По его лицу также было невозможно определить, какое событие послужило причиной. Личный состав ждал навытяжку, когда полковник вышел к ним с незнакомым советским офицером. За ними скромно следовала Натали, раскрасневшаяся и счастливая. Валентин спрятал улыбку. Значит, не приказ, иначе она бы так не радовалась.
Команды вроде «стройся!», «смирно!», «вольно!» и тому подобные они знали и по-русски, поэтому Натали вступила с переводом уже когда офицер раскрыл папку и принялся зачитывать документ.
— За проявленную инициативу и успешные боевые действия, способствовавшие успеху советских войск лейтенанту Валентину Придду объявить благодарность перед строем и наградить Орденом Красной Звезды.
Полковник смотрел на него как-то выжидающе. Валентин понял, что совершенно не знает, как устав, тем более, советский устав, предписывает реагировать на поощрения.
— Служу делу победы над фашизмом, — он отдал честь.
Видимо, ответ сгодился. Полковник сам прикрепил ему награду, отстранился, посмотрел, как скульптор на свежеотлитую статуэтку. После команды «разойтись» все, словно только этого и ждали, бросились его обнимать.
— Я всего лишь выполнял свой долг, — попытался воспротивиться Валентин, но слушать его не стали.
— За это надо выпить! Обмыть награду! — радостно воскликнул Арно. — Ну чего ты такой скучный! Это же замечательно, что тебя оценили по достоинству!
Злопамятный Валентин не стал отмечать вслух, что мнение Арно об его «оценке по достоинству» лишь недавно сменилось на противоположное. Улыбнулся. Ну что он, в самом деле. Нормальные люди поощрениям радуются.
— Спасибо, — кивнул он, — только у меня нечего вам предложить.
— Найдем! Ради такого события — добудем!
***
Натали пришла парой часов позже, присела на краешек лежанки.
— Поздравляю.
— Спасибо, — улыбнулся Валентин. Его буквально только что оставили в покое. Голова еще кружилась.
— Вы выглядели не очень обрадованным.
— Просто я не ожидал. Я видел, вы зато радовались за меня.
Натали осторожно коснулась его руки, заглянула в глаза.
— Вы заслуживаете. Вы настоящий герой. Целая танковая колонна… Почему вы не рассказали никому, что видели во время той разведки?
— Рассказал. Точнее, в рапорте написал, — педантично заметил Валентин, накрыл тонкую ладошку второй рукой. — Натали, я не герой, я просто выполняю свою работу. Доброволец — в отличие от вас.
Она опустила голову, не став, впрочем, отнимать руку.
— Я тоже вызвалась добровольно. Я хотела на фронт, приносить пользу, приближать победу. Кем угодно готова была пойти. А потом к нам приехал начштаба дивизии, ему доложили, что я хорошо говорю по-французски. И — вот, я здесь. А мои подруги — на линии фронта, в пехоте, в танковых дивизиях, одна девочка, она санинструктор, к десантным войскам приписана. Они рискуют жизнью. А я перевожу.
После порции не лучшего алкоголя Валентин не вполне был способен рассуждать здраво. Усилием воли он заставил себя встряхнуться и искать решение проблемы.
— Вы здесь — на своем месте, Натали, неужели вы думаете, что не приносите пользу? Неужели вы думаете, что не воюете, не приближаете победу, как ваши подруги? Нам всем было бы очень сложно без вас. Как бы мы общались с техниками? Как господин полковник понимал бы приказы и отправлял рапорты? Кто переводил бы нам газеты? Мы бы оказались тут в изоляции. Работать во имя победы — не равно искать, где сложить голову.
— Вы сам лезете всюду, где опасно. Вот и танки эти… Вы же сам не думаете так, как сейчас говорите.
— Я думаю — и не только я — что вы очень смелая и трудолюбивая девушка. Если все советские девушки такие, как вы и Катрин… То у вас действительно замечательная страна. Хотел бы я побывать здесь в мирное время. Чтобы вы мне показали горы, о которых рассказывали, минеральные источники, парки… А потом я бы пригласил вас в Эльзас. У нас очень красивые дома. И тоже много цветов, и виноградники. У моего отца был виноградник. Если я когда-нибудь вернусь… — он осекся.
— Простите, — тихо сказала Натали, глядя на него искоса.
Валентин сделал глубокий вдох, прикрыл глаза, задержал дыхание.
— Это все алкоголь. Извините, Натали.
— Да, — она поднялась, — вам надо отдохнуть, завтра боевой вылет. А я вас заговорила тут… Спокойной ночи.
Сопровождать штурмовики никто не любил. Это значило быть стесненным в действиях сразу по нескольким причинам. Полет на более низких эшелонах. Следовательно, повышенная опасность попасть под зенитки. Скорость тоже снижалась — чтобы идти со штурмовиками примерно вровень. Немецкие истребители были просто счастливы наткнуться на такую эскадрилью. Конечно, одно из звеньев дежурило наверху, прочесывало квадрат, следило, чтобы враг не подкрался незамеченным. Но это не слишком уж помогало. Два, максимум три самолета с трудом могли связать боем целую эскадрилью немцев до того, как остальные звенья успевали набрать необходимую высоту. Эти две главных опасности — вражеские истребители и зенитки — и были причиной того, что задание эскадрилья выслушала с оттенком досады. Многие летчики завидовали немцам из-за принятой у тех так называемой "свободной охоты". Летишь себе, выбираешь цель, уничтожаешь и возвращаешься. Пополнил счет побед, с большой вероятностью уцелел...
Конечно, вслух о подобном не говорили. Эпинэ собрал эскадрилью, расстелил карту.
— Вот квадрат, где встречаемся со штурмовиками. По последним разведданным стало известно, что за леском, вот здесь, находится вражеский аэродром. Его необходимо уничтожить. Придд!
— Я, господин капитан, — с готовностью отозвался Валентин.
— Шарли еще не может лететь. Звено поведете вы.
— Но лейтенант Гирке...
Эпинэ молча посмотрел на него, и Валентин осекся.
— Так точно, господин капитан.
— Очень хорошо. Запоминайте. Ваша задача — патрулировать небо над сектором.
— Так точно, господин капитан, — Валентин погрыз карандаш и принялся аккуратно помечать маршрут на карте.
Он поведет звено. Ему доверили повести звено несмотря на то, что Гирке — более опытный. Если бы не доверие полковника Ариго...
Нет, отношение к нему сильно изменилось. Не то, чтобы с ним стали дружить, нет, все по-прежнему держались слегка отстраненно, но теперь в этом соблюдении дистанции сквозило уважение, а не презрение.
Он сам виноват, своим холодным и сдержанным поведением всех распугал.
А, не время об этом думать. Набирая высоту, Валентин постарался переключиться на задание. Патрулировать небо. Большей частью, этим он и занимался во время предыдущих вылетов. Правда, под руководством Шарли, но…
Автор: freir
Иллюстратор: Prydderi
Персонажи: Валентин Придд, Жермон Ариго, Арно Савиньяк, ОЖП
Рейтинг: PG-13
Размер: 10110 слов
Категория: джен
Жанр: ангст, hurt/comfort
Дисклеймер: Прав не имею, выгоды не извлекаю.
Предупреждение: Модерн-АУ, военное АУ, парный текст к «Под сенью святой Одилии», альтернативный состав полка «Нормандия-Неман».
Краткое содержание: В знаменитый полк прибывает молодой летчик из Эльзаса и сталкивается с недоверием однополчан. Впрочем, дальнейшие события показывают, что не следовало судить по первому впечатлению.
Примечание: Фик написан на OE Big Bang 2016. Частично использованы материалы с сайта iremember.ru/
Посвящение: Спасибо Аксиоме за наше счастливое детство, а также за мимокрокодящую лейтенанта Женечку Павлову
Ссылка для скачивания: .doc, .pdf
Из неотправленного письма:«…здесь и запах другой. Ты же знаешь, для меня это важно. Помнишь, кисловатый запах дерева — качели, что были в нашем дворе? Когда я вернусь, я обязательно смастерю новые.
Когда я вернусь…»
Дорога размокла, колеса то и дело увязали, буксуя. На одном из поворотов машина остановилась.
Сержант хлопнул по рулю, процедил что-то сквозь зубы, потом громче. Обернулся к Валентину:
— Камарад! — воскликнул он со смесью досады и добродушной насмешки. — Аэроплан!
Дальнейшие инструкции содержали в себе большей частью жесты, так как русскую скороговорку Валентин разобрать был не способен — пока что, как он надеялся.
Он благодарно кивнул — сержант все равно не понимал ни французского, ни тем более немецкого, а одно лишь «спасибо» явно выглядело чересчур формальным. Покидать такой уютный по сравнению с осенней непогодой автомобиль было сродни пытке. Валентин подхватил вещмешок с нехитрыми пожитками, махнул рукой сержанту и выскочил на дорогу.
Каким-то чудом он не угодил в самую грязь, но под сапогами все равно омерзительно хлюпнуло. Он поправил мешок, поднял воротник в тщетной попытке защититься от потоков дождя, колючих порывов ветра и зашагал через поле. Где-то там, впереди, был расквартирован полк, к которому ему отныне предстояло было приписанным.
Он добирался в общей сложности уже два месяца. Впрочем, думал, что и дольше придется. Валентин соглашался ехать даже два года — лишь бы начать делать хоть что-то.
Дома его ничего не держало. Прежде всего, так как от дома осталось исчезающе мало. При режиме маршала Петена ему ничего хорошего не светило. Сумев удрать в Британию вместе с несколькими знакомыми, он какое-то время перебивался случайными заработками, пока не услышал о новом наборе.
Вновь летать.
От этой мысли ряска, затянувшая сознание, как-то поредела, всколыхнулось полузабытое предвкушение — подниматься, подниматься, пока не захватит дух окончательно.
Ну и, конечно же, шанс действовать нельзя было упустить.
Взлетно-посадочную полосу ни с чем не спутаешь. По ее дальнему краю тянулись неказистые строения, замаскированные ветками. Дождь лил все сильнее, поэтому неудивительно, что Валентин не заметил там ни души.
И неудивительно, что заметили его.
Грозный окрик по-русски из кустов. Валентин остановился, дал себя рассмотреть.
— Франция, — ответил он, — авиатор.
Часовой вышел навстречу, придирчиво уставился в поданные документы. Второй часовой продолжал держать его на мушке, но Валентин и не собирался шевелиться.
Наконец, солдаты махнули ему рукой в сторону домиков и вновь растворились в отвратительно мокрых сумерках.
У символической изгороди курил усатый мужчина средних лет. Под шинелью угадывалась форма, но знаков различия видно не было, особенно учитывая стремительно надвигающуюся ночь. Валентин вежливо откозырял.
— Добрый вечер. Моя фамилия Придд. Я ищу полковника Ариго.
— Это я, — ответил тот, и Валентин облегченно выдохнул, стараясь не слишком меняться в лице. Ему до сих пор плохо верилось, что он сумеет успешно добраться куда-то за линию фронта в далеком Советском Союзе.
Докурив, полковник кивнул в сторону ближайшего строения.
— Проходите. Рассказывайте.
Валентин невольно улыбнулся, наклонил голову, чтобы спрятать неуставное выражение лица. Обычно их так приветствовал врач, поправляя пенсне и добродушно приглаживая бородку. Почему-то сходство показалось ему хорошей приметой.
— Лейтенант Валентин Придд прибыл для прохождения службы, — рапортовал он уже по уставу.
— Вижу. Где ваши документы? — полковник открыл пустую папку, принялся очинять карандаш.
— Виноват, господин полковник. Вот они, — Валентин положил перед ним слегка подмокший конверт.
— Да вы садитесь, садитесь. Обсушитесь хоть немного. — полковник пригладил усы совершенно докторским жестом.
— Благодарю, господин полковник, — Валентин послушно сел, куда велели.
— Летаем мы здесь на «Яках». Покажем вам с утра вашу птичку. Хороший самолет, «Мессерам» почти не уступает. Не спрашиваю, случалось ли вам видеть их раньше. Полагаю, вы освоитесь быстро.
— Благодарю, господин полковник, — повторил Валентин, стараясь скрыть замешательство от столь сердечного приема.
— Определю я вас в эскадрилью «Шербур». Ваши землянки — две самые северные. Техники большей частью французы, но остальной БАО — местные, советские. Основные слова выучите быстро, к тому же, у нас есть переводчица. К ней можно обращаться с любыми проблемами. Ко мне, разумеется, тоже.
— Благодарю, господин полковник, — в третий раз повторять не хотелось, но что еще ответить, Валентин не знал.
— Очень хорошо. — полковник принялся переписывать его данные. Почему у офицера такого ранга нет секретаря? Адъютанта?
Валентин вежливо промолчал. С инициативой можно выступить и позже, когда он больше поймет, так сказать, внутреннюю кухню этого полка. А до тех пор не стоит лезть не в свое дело. Как-то служили тут до него.
— Удачи вам. Отдыхайте пока что, осваивайтесь.
— Есть, господин полковник. — видимо, это было вежливым указанием на то, что от своего присутствия можно избавить. Валентин откозырял и вышел.
Северные землянки. Дождь поутих, и он не успел продрогнуть заново, пока добрался. Может, еще одно доброе предзнаменование?
В небольшом помещении было шумно. Заметили его не сразу. Все сидели вокруг жаровни, смеялись, разговаривали. Валентин огляделся. У стен были лежанки, накрытые брезентом. Он подошел к одной из них, явно свободной, по крайней мере, ничьих вещей там не валялось.
— Добрый вечер.
Шум моментально стих. Летчики обернулись к нему, кто-то хмыкнул и углубился обратно в свои дела, кто-то поднялся навстречу. Валентин вежливо улыбнулся. С этими людьми ему предстояло близко общаться ближайшие… неизвестно, сколько месяцев, а то и лет.
— Добрый, — вперед выступил светловолосый лейтенант с родинкой над губой, — лейтенант Савиньяк.
— Очень приятно. Лейтенант Придд. — чуть склонил голову в вежливом приветствии Валентин.
— Что такое? — глаза Савиньяка сверкнули злым весельем. — К нам начали присылать бошей? Переметнувшихся фашистов?
Валентин титаническим усилием воли подавил закипающую злость. Холодно посмотрел на Савиньяка.
— Я — французский офицер. А ваши фантазии — это ваши личные проблемы.
— «Фаши фантазии — фаши личные проплемы», — передразнил его Савиньяк, — я за тобой буду приглядывать, учти.
Насколько было бы приятным переложить вещмешок в левую руку, а правой быстро и четко ударить в нос, чтобы с этого лейтенанта слетела спесь. Валентин молча снял шинель, аккуратно сложил ее в ногах, достал из вещмешка потрепанную книгу, улегся и принялся читать.
Савиньяк гордо хмыкнул и вернулся к жаровне.
Надо было предвидеть подобный исход. Но не станешь же каждому метрику показывать. Валентин механически переворачивал страницы, буквы на которых были едва различимы в тусклом свете. Не такой прием он ожидал. Что уж там, он вообще не думал о том, какой прием ему окажут. Посчитал, что люди, сражающиеся за общее дело, должны принимать тех, кто стремится вступить в их ряды. Не придавал значения тому, что его фамилия может показаться кому бы то ни было немецкой.
Да к черту. Он внезапно почувствовал себя крайне уставшим, прикрыл глаза. Не детские игры. Война. Боевые вылеты покажут, кто тут чего стоит. И никакие фамилии уже иметь значения не будут. Ни фамилии, ни происхождение, ни другие объективные факты. Он добирался сюда на перекладных не для того, чтобы переживать о мнении почти незнакомого лейтенанта.
Усталость не позволила долго размышлять. Валентин сам не заметил, как уснул, и даже разговоры других летчиков ему не мешали.
— Смотри, — Юстиниан гордо кивает на старенький биплан, — скоро я научусь им управлять.
— Я тоже хочу! — Валентин осторожно трогает шасси, не слыша ворчания инструктора, настолько он заворожен настоящим самолетом на расстоянии вытянутой руки.
— Подрастешь — научишься, — Юстиниан смеется, дергает его за нос — шутливо, не обидно.
— Ты меня будешь учить? — Валентин счастливо распахивает глаза.
— Конечно. Еще успею тебя замучить придирками. Дай только прежде научиться самому.
Валентин вздрогнул и открыл глаза. Тихо потрескивал огонь в жаровне. Летчики спали. Ну да, наверное, за полночь уже. Часовые дежурят снаружи, в землянке можно относительно спокойно отдохнуть.
Неприятное чувство не давало просто лежать, а сон как рукой сняло. Юстиниана они последний раз видели три года назад. Мать не верила, что он погиб. Валентин тоже старался не верить, редкую почту пролистывал с жадной надеждой на весточку о брате.
А потом и почте стало некуда приходить.
Валентин тихо, стараясь никого не разбудить, поднялся, надел шинель и выбрался из землянки. Может, там снова идет дождь? Простые физические неудобства помешали бы сосредоточиться на переживаниях. Нельзя сейчас поддаться унынию. Его долг — сделать столько, сколько он может ради победы. А летчик, заранее уверенный, что все закончится плохо, много не навоюет.
Ливня не случилось, но ветер был как на заказ: злой, колючий. Его резкие порывы никак не позволяли стоящему у штаба полковнику Ариго зажечь спичку и закурить. Он-то почему не спит? Часовой делал вид, что все в порядке, и Валентин решил подойти. Вежливо откозырял.
— Добрый вечер, господин полковник.
— Здравствуйте, здравствуйте, — кивнул тот, предпринял очередную попытку раскурить трубку, на сей раз успешную. Затянулся, щурясь в сторону взлетно-посадочной полосы. Валентин молчал, и полковник тоже не спешил продолжать разговор. Тишина, перемежаемая только далекими гулкими взрывами, казалась вполне уместной.
Ему бы понравился Юстиниан. О, Юстиниан понравился бы всем. И фамилия не помешала бы. Валентин вздохнул, украдкой пряча озябшие пальцы в рукавах.
— Кто из них?
— Простите, господин полковник? — не понял Валентин.
— Кто из них так плохо вас принял, что вы теперь мерзнете вместо спокойного отдыха?
Валентин не нашелся, что ответить. Покачал головой, хоть это и было совсем не по уставу.
— Проходите, — полковник посторонился, пропуская его в уютное тепло. Закрыл дверь, принялся возиться с закопченным чайником, — садитесь же.
— Спасибо, господин полковник, — Валентин едва удержался от потирания зудящих пальцев. Надо раздобыть непромокаемые рукавицы. Наверняка у техников можно будет достать.
— Держите, — полковник щедро бросил в кружку три кусочка сахара, — вы не ужинали сегодня, ваш командир эскадрильи сказал, что вы спите. Полагаю, за время пути вы также не слишком хорошо питались.
— Я в порядке, господин полковник, — отчеканил Валентин, не зная, как реагировать.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Держите, — он добавил к угощению галеты, банку тушенки и — Валентин не мог поверить своим глазам — настоящую шоколадку. Маленькую, но все же… Шоколад? На фронте?
— Я не могу…
— Можете, — полковник пригладил усы, наполнил чаем и свою кружку, — угощайтесь, не стоит стесняться. На войне не обязательно превозмогать лишения и героически страдать двадцать четыре часа в сутки. Должны быть и приятные моменты.
— Спасибо, господин полковник, — тушенка пахла просто потрясающе. Валентин зачерпнул немного мяса ложкой, отправил в рот. Он попал в рай. Полковник одобрительно наблюдал за ним, грея руки о кружку. Все это настолько контрастировало с приемом эскадрильи…
Как ни старался он есть медленно и чинно, угощение исчезло в считанные минуты. Как давно он не ел мяса… Как давно вообще не ужинал вот так, спокойно, в помещении, когда тело наливается приятной истомой от жаровни рядом, и ветер не норовит забраться под одежду…
— Расскажете, что у вас там произошло?
— Ничего не произошло, господин полковник, — твердо ответил Валентин. Еще не хватало жаловаться. Не младшая школа, как-никак, где воспитатель строго расспрашивает обоих участников конфликта, а потом заставляет помириться и дальше вместе играть в мячик в рекреации.
— Конечно, конечно, — полковник сам прибрал со стола, — когда я был в вашем возрасте, лейтенант, тоже придавал очень много значения тому, что могут подумать обо мне сослуживцы. Если бы дуэли не казались нам старомодными, я мог бы прослыть бретером. Но после нескольких совместных боевых заданий страсти изрядно поулеглись. С некоторыми из этих достойных сынов Франции я переписываюсь до сих пор — насколько позволяет военное время. Я вижу, что вы — сдержанный молодой человек, не станете горячиться зазря. Верю, что в вашем случае рассудительность победит.
— Спасибо, — что еще он мог сказать?
Полковник Ариго удовлетворенно кивнул. Понимал, что иначе тут и не ответишь.
— Теперь, когда вы насытились, возможно, вам будет легче уснуть.
— Так точно, — Валентин поднялся, — спокойной ночи, господин полковник.
***
Так как о порядках в Советской армии Валентин прежде знал лишь по слухам, реальность весьма его удивила. Казалось бы, жили летчики в землянках, с минимумом удобств. Тем не менее, завтрак для военных времен был подан богатый. Три длинных стола — по одному для каждой эскадрильи — были накрыты скатертями, в которых Валентин опознал бывшие парашюты. На завтрак предлагалась довольно большая порция вкусной каши с мясом — маленькими, но ощутимыми кусочками! Более того, и идти куда-то с миской не пришлось — каждый стол обслуживала официантка!
Бедные девушки. Вынуждены жить в таких условиях, их работа незаметна. Валентин улыбнулся русоволосой худенькой официантке, которая поставила рядом с ним кружку с чаем.
— Спасибо.
Она улыбнулась в ответ, пробормотала что-то по-русски. Некоторые летчики засмеялись, видимо, те, которые были здесь давно и успели выучить язык. Официантка озорно хихикнула, подхватила пустой поднос и скрылась за занавеской, на кухне.
После завтрака он сам нашел техника, с которым предстояло работать вместе. Это был мужчина лет сорока, плотный, коренастый, с въевшимся в кожу машинным маслом.
— Зовите меня Дидье, господин лейтенант, — радушно предложил он, увлекая Валентина за собой к взлетно-посадочной полосе, — сами понимаете, нам тут редко присылают пополнение, как людей, так и технику. Но ничего, вам птичка понравится! Вот этими руками перебрал все, смазал, любо-дорого посмотреть!
Может, не стоит даже думать о неприязни Савиньяка? Технику было безразлично происхождение его фамилии, главное — что новенький лейтенант умеет управлять самолетом. Очень быстро между ними завязался разговор о характеристиках различных истребителей. Дидье отлично разбирался в особенностях как советской техники, так и немецкой, даром, что сам не летал. За оживленной беседой неблизкая дорога до ангаров показалась парой шагов.
— Вот наша птичка! — гордо объявил Дидье, махнув рукой в сторону лоснящегося свежей покраской самолета. — Пушечка! А маневренный какой! Не пожалеете!
— Дидье? — в ангар заглянул незнакомый техник, спросил что-то по-русски. Дидье кивнул ему и обернулся.
— Виноват, господин лейтенант, срочно помощь нужна, разрешите отлучиться?
— Да-да, конечно! — поспешил отпустить его Валентин. Еще успеют вместе самолет обсудить. Дежурит сейчас другая эскадрилья, надобности задерживать его нет.
Дидье откозырял и бросился за вторым техником. Валентин переступил с ноги на ногу, огляделся. В скудно освещенном ангаре истребитель действительно казался древней диковинной птицей. Как же они тут работают? Наверное, приносят фонари, чтобы подсветить себе. А сейчас — зачем устраивать иллюминацию зазря.
Он коснулся шасси рукой в перчатке. В гулкой тесноте ангара были лишь они двое — самолет и человек. Валентин скептически воспринимал истории о том, как летчикам их машины кажутся живыми. Но было что-то в этом истребителе… Это не могла быть индивидуальность предыдущего хозяина: тот лейтенант, на замену которому прибыл Валентин, погиб вместе с самолетом, и «Як», стоявший перед ним, был совершенно новым.
Я буду звать тебя Юстинианом. Ты ведь никому не скажешь?
В любом случае, о своих ощущениях лучше никому не обмолвиться ни словом.
— Товарищ лейтенант? — мягкие шаги.
Валентин обернулся. Рядом стояла девушка в советской военной форме, высокая, но тонкая настолько, что, казалось, в этом климате она должна была постоянно мерзнуть.
— Сержант Тихонова, — она отдала честь, — я переводчица.
— Да, господин полковник говорил о вас. Приятно познакомиться, — Валентин замешкался. Первой для пожатия должна была протянуть руку девушка, но она не собиралась этого делать, ей и в голову, видимо не пришло, связанной рамками устава.
— Мне поручено показать вам санчасть и маленький красный угол.
— Маленький красный угол? — переспросил Валентин, лихорадочно соображая, что могло иметься в виду.
Переводчица смутилась. Может, неправильно слово подобрала?
— Клуб. Библиотека. Место для отдыха. У нас есть несколько книг, которые можно там читать, а еще мы вешаем там стенгазету.
— А. Благодарю вас, с удовольствием.
Она повеселела, отступила, пропуская его к выходу первым. Библиотека… Французских книг там вряд ли много. Кто везет с собой на фронт литературу в больших количествах? Наверняка, там с летчика по книге, подобно тому, как он сам с собой всего одну привез.
Если его собьют, библиотека ею пополнится.
Валентин улыбнулся переводчице, которая продолжала говорить, тщательно подбирая слова:
— Медсестра по-французски не говорит. Но она очень-очень добрая. И все говорят, что у нее золотые руки, и швы она не так больно накладывает, как другие. Ее зовут сержант Полоцкая, но все называют ее просто Катя.
— Ка-тиа?
— Катрин.
— А, — Валентин кивнул. Описание звучало весьма… домашне. Реальность не подвела. Катрин оказалась девушкой чуть постарше переводчицы, в аккуратной белой косынке, невысокой, голубоглазой. Разговор шел не напрямую, но Катрин все равно производила очень уютное впечатление. Наверное, она будет хорошей матерью, подумал Валентин, слушая нежный щебет на незнакомом языке.
По дороге в "маленький красный угол" он все же решил спросить:
— К медсестре вы обращаетесь по имени. А вы? Вас все зовут по званию?
Переводчица чуть смущенно улыбнулась.
— Нет, тоже по имени. Меня зовут Натальей, но вам, наверное, будет удобнее говорить "Натали".
Какие-то странные здесь закономерности соблюдения устава, решил Валентин, но кивнул с улыбкой. Натали. Ей подходит это имя.
— Тогда вы можете звать меня просто Валентином.
— Вы офицер, лейтенант, — смутилась она.
Очень странные закономерности соблюдения устава.
Впрочем, об этом можно подумать и позже.
***
На собрании эскадрильи Валентина приняли равнодушно, как ни в чем не бывало. К лучшему, пожалуй. Ведомым его поставили к старшему лейтенанту Шарли, опытному летчику. Тот сразу предупредил:
— Это твой первый вылет здесь. Даже не думай проявлять инициативу. Держись строго за мной, как приклеенный, если хочешь выжить. Понял? Надо просто держаться за мной. Погеройствовать ты еще успеешь.
— Есть, господин старший лейтенант, — коротко кивнул Валентин.
Было немного обидно, что его собираются держать за спиной. Конечно, Шарли был прав. Они здесь еще совершенно не знают его навыков. Он, в свою очередь, незнаком с местной техникой, боевыми условиями, не понимает русский, в конце концов.
Желание показать Савиньяку, что тот несправедливо к нему отнесся, было совершенно ребяческим, и Валентин поспешил его подавить.
Полковник Ариго собрал комэсков для разъяснения заданий, тем уже предстояло передать инструкции эскадрильям.
— Итак, — начал капитан Эпинэ, убедившись, что его слушают, — нам следует сопровождать бомбардировщики. Во время следования идем в обычном порядке. На месте звено Лорана прикрывает точку захода на бомбежку, звено Шарли присматривает за «Пешками» на выходе, мое звено патрулирует сверху на случай приближения противника. Вот карта. Отметьте себе маршрут. Вопросы?
— Никак нет, господин капитан, — нестройным хором отозвались летчики.
Эпинэ удовлетворенно кивнул и перевел взгляд на Валентина.
— Свободны. Идите готовиться. Лейтенант Придд, останьтесь.
— Слушаюсь, господин капитан.
Эпинэ поправил планшет на коленях, устало посмотрел на него. Наверное, сомневается, как справится новичок. Валентин едва заметно дернул краем губ. Все когда-то были новичками. Что ж теперь, в бой не пускать? Зачем он здесь тогда?
— Лейтенант Придд, я полагаю, старший лейтенант Шарли проинструктировал вас касательно поведения в полете?
— Так точно, господин капитан.
— Будьте внимательны. Если благополучно совершите три вылета — считайте, вы научились необходимому, чтобы в случае надобности проявлять инициативу самому. Но пока — держитесь за Шарли.
— Слушаюсь, господин капитан. Разрешите идти?
— Идите, — со вздохом ответил Эпинэ, — удачи нам всем.
«Як» действительно слушался чудесно, Дидье постарался на славу! Валентин в очередной раз перепроверил, что идет в точности по указанному курсу и не сместился ни на дюйм относительно Шарли. Бомбардировщики шли чуть ниже их эскадрильи.
В их самолетах хоть было радио. Говорят, во многих полках до сих пор эскадрильи были вынуждены держать максимально плотный строй, чтобы командир в случае надобности мог отдавать приказы жестами. Что ж, Валентин сам помнил условия, в которых, например, летчикам не давали парашют. Куда более необходимая принадлежность, чем радио.
Чего только не бывает в боевых условиях.
На их частоте реплики звучали большей частью по-русски: бомбардировщики переговаривались с Эпинэ, остальные истребители отзывались лишь изредка. Валентин поглядывал вниз. Определенная торжественность момента вполне ощущалась: он впервые летит в составе этого полка. Это первый его по-настоящему боевой вылет. Он действует. Сейчас он будет, хоть и не напрямую, участвовать в атаке на немецкие позиции.
Судя по карте, они приближались к намеченному квадрату. То, что Эпинэ занял эфир командами по-французски, также сулило действие. Скоро, скоро. Валентин невольно улыбнулся. Юстиниан, ты бы сказал, что я веду себя как мальчишка.
Надо успокоиться.
— Внимательнее, смотрим по сторонам, не отстаем, — голос Шарли. Валентин кивнул, хотя командир и не мог его видеть. Четко, словно на занятии, последовал за ним, соблюдая расстояние. Бомбардировщики один за другим сбрасывали снаряды, снизу плевались зенитки, было очень трудно отвлечься от вспышек и столбов дыма. Валентин бросил быстрый взгляд по сторонам. Немецкие истребители пока не появились.
Валентин вздрогнул, когда зенитке удалось подбить бомбардировщик. Тот задымился, но падать вроде как не собирался. Скороговорка на общей частоте — и самолет повернул обратно, неровно, но упрямо возвращаясь к линии фронта.
Еще один заход — и остальные также принялись набирать высоту и менять курс. Эпинэ включился в переговоры, командуя перестраиваться. Судя по всему, ни один истребитель не пострадал.
— Господин лейтенант! — техник бросился к нему, едва фонарь кабины открылся. — Как вы?
Валентин снял шлемофон, улыбнулся краем губ. Скорее всего, техник переживал о самолете, а не о нем лично. Но все равно было приятно. Он вылез на крыло и осторожно спустился на землю. Уже открыл рот, чтобы вежливо поблагодарить за беспокойство и за проделанную до вылета работу, но его успели перебить.
— О да, лейтенант Придд! — насмешливо воскликнул из-за спины Савиньяк. — Расскажите, как вы. Возможно, героически вышли в бой один на один против «Мессера». Или, дайте-ка подумать, поразили всех летным искусством, совершали бочки и полупетли. Хммм, кажется, вы не делали ровным счетом ничего. Потраченное зря топливо.
— О, лейтенант Савиньяк. Ваша вера в то, что я способен извлекать из кармана «Мессеры», все крепчает. Благодарю за кредит доверия, — прохладно отозвался Валентин.
Такие люди бесили его еще со школьной скамьи. Что ни сделай — не так. Не дрался — трус и заучка. Подрался — задира. Поддержал другого — собезьянничал. Возразил — только и знаешь, что против товарищей идти. Правильного поведения с такими людьми просто не существовало. Поэтому Валентин приучил себя выкидывать из головы придирки.
Техникам было явно неловко присутствовать при ссоре офицеров. Впрочем, Валентин ссориться не собирался. Не дожидаясь реплики Савиньяка, утащил своего техника и принялся обсуждать с ним самолет, старательно не обращая внимания на насмешки.
Натали уже дожидалась его у землянок. Валентин не мог представить, как при своей загруженности — единственная переводчица на полк — она успевает с кем-то общаться.
— Товарищ лейтенант! — просияла она, счастливо откозыряв.
— Здравствуйте, — он невольно улыбнулся. Натали загадочным образом одним своим появлением умела разряжать атмосферу. Как она ухитряется оставаться такой же доброй, отзывчивой и светлой в этих условиях?
А как полковник Ариго ухитряется обо всех заботиться?
— Я так рада, что вы живы!
— Никакой опасности не было, — почти не покривил душой Валентин. — Разве что зенитки. Но «Пешки» быстро управились, по нам не успели попасть. А немецкие истребители не прилетали.
— Странно, разве это был какой-то не очень важный объект? Почему его так плохо охраняли от атак с воздуха? То есть, я рада, господин лейтенант, что оно так. Просто обычно ведь не так. Простите, я совсем в словах запуталась, — посетовала Натали.
— Вы отлично говорите по-французски. Где вы его так выучили? У вас кто-то из родственников француз?
— Нет, моя бабушка — учительница французского. И я никогда не думала о другой карьере. У нас в городе есть очень хороший институт. Я там училась. Очень хорошо обучают. Полковник Ариго тоже хвалит мой французский. — Натали покраснела, взмахнула ресницами. — Полковник Ариго всех хвалит. Поэтому ваши слова мне более ценны.
Спускаться в землянку вместе с эскадрильей не хотелось. Опять выслушивать насмешки Савиньяка? Успеется. Валентин ненавязчиво увлек ее в сторону, к изгороди.
— Спасибо. Мне приятно, что я смог вас порадовать.
— Если хотите, я могу немного поучить вас русскому. Я всех заинтересованных обучаю. — поспешила добавить Натали. — Конечно, у вас не очень много времени… и есть более важные дела…
— С удовольствием, — заверил Валентин. Почему бы и нет? — А вы мне расскажете еще о вашем городе?
— Если хотите, — она обрадовалась еще больше, — он очень красивый. То есть… был красивый. После оккупации я там не была. Я не знаю, что там сейчас. — уже куда менее воодушевленно добавила Натали.
— Я тоже не знаю, что сейчас творится в моем городе, — признался Валентин, решив, что правильные слова для сочувствия найти не сможет, хоть и сопереживает искренне.
— Я читала, что творится во Франции, — кивнула Натали, — у нас мало пишут о других странах, но все равно.
— У нас тоже было красиво. Люди думают: «а, провинция, что там может быть интересного». Зря. Я бы хотел верить, что мы всё восстановим. «Мы» — не имею в виду «лично я». Просто люди. Возможно, я слишком рано думаю о том, что будет после войны. Но о чем тогда думать?
— Вы правы.
Натали явно хотела добавить что-то еще, но ее окликнули из другой землянки. Виновато улыбнувшись, она откозыряла и сбежала.
Из неотправленного письма:
«…в этой библиотеке на удивление хорошие книги. Я даже нашел одну по русской истории. Представляешь, русская история на французском языке. Не думал, что подобное вообще существует. Да еще и здесь. После таких книг меня тянет писать глупые стихи.
Сто лет назад здесь гнались за оленем,
Он несся сквозь чащу, легкий и гордый.
Сегодня же мы на костях поколений
Преследуем завоевателей орды.
Лет двести назад здесь костры разгорались,
И девушки прыгали в искрах и бликах,
Сегодня прожекторы светят и шарят,
В лучах мы мелькаем, в разрывах зениток.
Полтысячелетья назад мчались люди,
Потрясая мечами, и стрелы свистели.
Мы атаку врага примем собственной грудью,
Мы отбросим их прочь, чтоб в тылу — уцелели.
Уж тысяча лет, как прошли здесь славяне,
Их князь щит прибил на вратах Цареграда.
Мы щит свой прибьем, и поднимем мы знамя
Над столицей врага, вдаль, в историю глядя.
Натали могла бы оценить их, но как она воспримет чтение стихов с моей стороны? Я не хотел бы внушать ей ложные надежды…»
***
Летчики играли в карты, поглядывая в окошко под потолком землянки. Метель все не утихала. Вылетать в такую погоду не было решительно никакой возможности. Валентин лежал на одеяле, укрывшись шинелью, тоже задумчиво следил за опускающейся на землю белой пеленой. Дороги наверняка завалило. Хотя если бы он командовал каким-нибудь наземным подразделением, то рискнул бы. Под прикрытием снега, при затрудненной видимости, можно при должном уровне маскировки тихо перебросить к фронту какой-нибудь резерв. Внезапно атаковать.
Хотя военная обувь не приспособлена к таким снегам. Ни немецкая, ни даже советская, что странно — они ведь должны учитывать собственные погодные условия. Почему их уютные войлочные сапоги, о которых рассказывала Натали, не входят в комплект формы?
Дома он видел такой снегопад считанные разы. Однажды им повезло, и улицы завалило сугробами как раз под Рождество. Он тогда еще был совсем маленький, брат придвинул ему к окну стул, стоял рядом, страхуя, пока Валентин восторженно любовался синеватым в сумерках снегом. Мама варила глинтвейн для старших, пахло корицей.
Лучше пусть снег ассоциируется с корицей, чем с бомбежкой.
Еще несколько дней назад небо, хоть и было затянуто тучами, все же позволяло вылеты. Эскадрилья вылетала на перехват бомбардировщиков, блестяще провела бой. Радости хватило ненадолго, назавтра другую эскадрилью потрепали во время задания вражеские истребители, два летчика не вернулись. Настроение в полку воцарилось не лучшее, а тут еще и снегопад.
Уж лучше бы задание, проще отвлечься.
Натали, похожая на снеговика, торопливо растирала руки. Вместе с ней в землянку ворвался поток холодного воздуха. Летчики отвлеклись от карт, Валентин сел на одеяле, в надежде, что она принесла новости.
— Товарищ полковник объявил построение.
— В такую-то погоду, — проворчал кто-то. Натали, не слушая ответов, побежала к землянке второй эскадрильи. Валентин оделся, натянул сапоги и вышел следом, не обращая внимания на смешки за спиной. Вероятно, у полковника появились идеи. Ну, или идеи появились у командования, что тоже неплохо. Пусть на улице и холодно, в небе и того холоднее, но бездействовать сил не было.
Ветки деревьев нависли крышей, под ними Ариго и построил полк. Прохаживаясь вдоль строя, он угрюмо потирал руки. Валентин следил за ним, не отрываясь. Еще минуту — и он вызовется добровольцем, не зная задания. Заметно же, что приказ, который полковник собирается отдать, самому ему не по душе.
— Не буду ходить вокруг да около, — наконец, заговорил он, — поступил приказ провести разведку. Есть добровольцы?
— Я, — Валентин с готовностью шагнул вперед.
За спиной неопределенно хмыкнул Савиньяк. Полковник не обратил внимания. Машинально поправляя усы, посмотрел на Валентина.
— Все свободны, Придд — за мной.
— Есть, господин полковник.
Приятно, что командование разделяет его мнение — подобной погодой нельзя не воспользоваться. Валентин поспешил за полковником след в след. Сейчас он не завидовал батальону аэродромно-технического обеспечения. Разгрести сугробы, вывести самолет из ангара, в лютый холод все проверить…
— За линией фронта проходит железная дорога, — принялся объяснять по дороге полковник, не желая тратить время зря. — Посмотрите, нет ли движения. А также нельзя ли, пользуясь погодой, привести бомбардировщики и это движение немцам затруднить.
— Да, господин полковник, — отозвался Валентин.
— И вообще оцените обстановку. Так, как вы умеете.
— Слушаюсь, господин полковник.
— А, черт возьми, — выругался тот себе под нос, пропустил Валентина в землянку.
Что именно рассердило полковника, осталось загадкой. Небрежно сбросив шинель на край лежанки, он расправил на столе карту.
— Смотрите, Придд. Вот линия фронта. Вы пролетите вот здесь, а вот отсюда вернетесь.
— Слушаюсь, господин полковник, — Валентин с любопытством прикинул, что и где в этом рельефе можно спрятать в снежную погоду, — разрешите выполнять?
— Выполняйте, — со вздохом кивнул полковник.
— Товарищ лейтенант?
Валентин, на ходу натягивающий перчатки, остановился и обернулся. Сугроб с мягким скрипом соскользнул с ветки и шлепнулся прямо перед Натали. Она не обратила внимания, раскрасневшаяся, с выбившимися из-под платка волосами.
— Вы даже не сможете взлететь!
— Смогу, — ровным тоном ответил Валентин, глядя в сторону, — взлетно-посадочную полосу расчистили.
— Но какой смысл в разведке! Вы же не увидите ничего, все же будет белое.
— Я выполняю приказ.
Натали опустила голову, теребя уголок платка. Она, конечно же, права, ничего не будет видно — если лететь на привычной высоте. А вот если рискнуть и спуститься пониже… Только не стоит уточнять свои планы вслух. Не то, чтобы Валентин не доверял ей. Натали уже зарекомендовала себя как всецело лояльная. Однако она не преминет вспомнить про зенитки, всполошится еще больше.
— Простите, — она, наконец, шагнула в сторону, — удачи вам.
— Спасибо, — он постарался улыбнуться, чувствуя, что губы немеют от непривычного усилия.
***
Можно было бы предположить, что снизу потянется заснеженная равнина. Валентин покосился на землю и печально хмыкнул. Линия фронта чуть ли не распахана. Даже с этой высоты угадываются батареи, окопы, орудия, укрепления… Лес тут вырубали поспешно. А вон там — следы от большого пожарища. Словно язвы — как бы высокопарно это ни звучало. Война когда-нибудь кончится, он верил в это. Но сколько сил предстоит вложить в то, чтобы вернуть этим адским пейзажам их прежнюю безмятежность?
Над железной дорогой пришлось снизиться. Валентин сделал несколько кадров, надеясь, что хоть один получился не смазанным. Вон те холмики похожи на замаскированные вагоны. Хотя рельсы так занесены снегом, что в ближайшее время и не пройдешь по ним. Съемку порученного ему участка дороги он все же сделал. Можно было поворачивать обратно.
Валентин посмотрел на датчик топлива и решил сделать круг побольше. Рассмотреть дорогу тогда уж и дальше к югу. Вдруг ее там расчистили, и как раз перебрасывают технику ближе к линии фронта, пользуясь погодой?
Хотел бы он пролететь так же над собственным домом? Точнее, над тем, что от него осталось? Интересно, из какой части Франции Арно. Валентин усмехнулся в шарф. Наверняка жалеет, что не вызвался добровольцем.
Хватит злорадства. Кажется, что-то интересное. Валентин скорректировал курс, чуть снизился, стараясь, чтобы с земли это не выглядело подозрительным. Странное движение внизу. Он несколько раз нажал на гашетку фотопулемета. Белое на белом вряд ли будет заметно… Надо снижаться.
Но как это сделать, чтобы внизу не поняли, что их обнаружили?
Он сверился с приборами и набрал высоту, чтобы нырнуть в облако. Если пролететь немного наискосок, потом развернуться и снижаться, его появлению могут вообще не придать особого значения. День. Летит самолет. Тоже еще новость. Они там, внизу, наверняка понимают, что самолеты в небе будут, хоть и меньше — из-за погоды.
А вдруг заподозрят неладное?
И что? Начнут стрелять, чтобы точно себя выдать? Стрелять из чего? Если там действительно подразделение на марше, из-за пазухи зенитку они не извлекут.
Только бы не потеряться в облаках и не промахнуться!
Повезло. Валентин выскочил из ватного тумана прямо над колонной. Неужели танки? Он сделал несколько кадров, не меняя ни скорости, ни высоты. В способности техники он не слишком верил, но глаза-то оставались при нем! К снимкам он в любом случае приложит рапорт.
Но каковы! Их вполне могли не заметить! Вот, сколько значит везение! Железная дорога… Да, пожалуй, не все приказы надо трактовать буквально и бояться сделать шаг за рамки. Юстиниан не раз говорил, что устав — штука гибкая, если знаешь, где гнуть. Валентин нырнул обратно в облако и по приборам отправился на аэродром.
«…ты бы даже захотел оказаться тут. Я уже выучил по-русски основные фразы, хотя нас и сопровождает переводчица — везде, где может понадобиться. У меня все хорошо. Я жив. Я даже чувствую вкус пирога. У нас здесь не так много разносолов, но в честь праздника раздобыли сушеных яблок, измельчили, добавили в тесто. Простая радость. Ты ведь понял бы, о чем я? Возможно, для более сложных радостей меня пока не хватает. Пока. Я ведь прав, что ожил?
Я не знаю, где ты, Юстиниан. Наверное, ты бы посмеялся, узнав, что я зову твоим именем самолет. Просто думая о полетах я не могу не думать о тебе…»
***
Дежурная эскадрилья сбилась в стайку у ангаров. Снаружи было очень холодно. Внутри — чуть менее холодно, зато душно, а также скучно. Ночь вроде как подходила к концу, но рассвет не спешил, небо все так же было неопределенно-серым.
Все вокруг было припорошено снегом. Разве что взлетно-посадочную полосу расчистили. Теперь снег ассоциировался у Валентина еще и с запахом хвои. Кто знает, откуда техники достали елку. Парашютоукладчицы вместе с Катрин соорудили игрушки из подручных предметов — марли, старых газет, шишек, желудей. Получилось даже красиво, но смотреть на это Валентин не мог. Словно огромная вывеска над елкой: «пир во время чумы».
Его мнение было непопулярным, и хорошо, что он придержал его при себе. Летчики, которым повезло не дежурить этой ночью, вовсю праздновали. Как там говорил полковник Ариго? На фронте не обязательно постоянно испытывать лишения, иногда можно и порадоваться. И на Рождество, и на Новый год на кухне постарались приготовить праздничный ужин. Получилось, несмотря на скудный набор продуктов. Полк радовался, шутил, летчики и техники танцевали с парашютоукладчицами, которые к празднику даже ухитрились нарядно одеться.
Юстиниан, как перестать думать о том, что в любой момент может зареветь сигнал тревоги?
Валентин сидел чуть поодаль, под навесом. От недостатка общения он не страдал, хоть иногда и завидовал остальным летчикам — они действительно казались семьей. А он только с Дидье и разговаривает.
Нет, еще с Натали.
Легкая на помине, хоть и не требующаяся здесь по уставу переводчица примостилась рядом, сложила руки в грубых варежках на коленях, улыбнулась ему.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант.
— Доброе утро, Натали, — просто поздоровался он. — Почему вы не спите в такую рань, да еще и первого января?
Она пожала плечами, уставилась в землю.
— Понимаете, это ведь праздник. Мы его тут, в Советском Союзе, празднуем. Взамен буржуазного Рождества. Извините, я знаю, что французские традиции другие. Вас не оскорбляет, что я так говорю о Рождестве?
— Ничуть, — заверил Валентин, пытаясь понять, как значимость праздника связана с бодрствованием.
— Я привыкла отмечать с семьей, — тихо заключила Натали.
Валентин глубоко вдохнул и промолчал. Бедная. Скучает по дому. Неизвестно, осталось ли что-то от ее дома после оккупации.
— А как вы отмечали… до войны? — робко спросила Натали.
— О, — Валентин невольно улыбнулся, — у нас не очень богатая семья, но все равно в детстве праздник у нас всегда был. Рождественские ярмарки начинаются загодя, еще в начале декабря, к тому времени уже проходит неделя Адвента, мама всегда готовила для нас с братом календари с какими-нибудь маленькими подарками за окошками: орех, леденец или другая сладость. Я бы хотел, чтобы вы могли своими глазами посмотреть на ярмарку в Эльзасе. Мама пекла пироги и пряники. Отец ворчал, что глупости все это, но всегда помогал нам украшать дом. Он смеялся… — Валентин замолчал, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. — Извините.
— Ох… — Натали испуганно смотрела на него. — Простите. Я не хотела…
— Ничего, — он постарался улыбнуться.
Натали неловко расправила юбку на коленях. Зря она чувствует себя виноватой. Как будто она бомбила его родину, аннексировала Эльзас и Лотарингию, прошла по Европе как раскаленный утюг по ткани… Валентин осторожно коснулся ее локтя.
— А расскажите теперь вы?
Натали неуверенно улыбнулась, открыла было рот, но ракета заставила ее вскочить.
— Все по местам, тревога! — навстречу бежал капитан Эпинэ. — Вылетаем на перехват!
В курс дела их вводили буквально на ходу. С запада двигалась эскадрилья «лаптежников», немецких бомбардировщиков в сопровождении истребителей прикрытия. По курсу их следования было несколько возможных целей, и командование предпочитало не дожидаться, пока немцы до этих целей доберутся. Вот и подняли по тревоге ближайших истребителей.
Последние указания Эпинэ выдавал уже по радио, чтобы не терять время. Звену Шарли предстояло связать боем вражеские истребители, два остальных звена должны были атаковать бомбардировщики. Задача не казалась сложной — на первый взгляд. Их «Яки» маневреннее. Бой будет по эту линию фронта, то есть, вполне может повезти заманить их к советским зениткам. Когда впереди показались немцы: шесть бомбардировщиков и два истребителя, некоторые не удержались от облегченных возгласов.
— Не отвлекаться, — прикрикнул Эпинэ, — Шарли, смотрите в оба.
— Слушаюсь, — ведущий их звена отделился от эскадрильи. Валентин с напарником последовали за ним. Приказ «смотреть в оба» точно касался всех троих. Валентину казалось странным, что бомбардировщики сопровождает всего одна пара. Ну вот, встретился перехват, и как они разорвутся, чтобы прикрыть своих?
Разрываться немцы не собирались. Бросив бомбардировщики, они приняли бой. Что происходит внизу, с оставшимися двумя звеньями, Валентин следить не успевал. Он прикрывал Шарли наравне с Гирке.
Немцы летали виртуозно. Валентин не мог не признать их мастерства, несмотря на ненависть. Истребители обменивались очередями, теснили друг друга. Нанести немцам серьезный ущерб никак не получалось, и Валентин едва не упустил в порыве азарта момент, когда в поле зрения появились еще две точки.
Бомбардировщики сопровождала не одна пара.
— Господин старший…
— Не мешай, — рявкнул Шарли по радио, выпуская очередь по противнику. Тот задымился, резко теряя высоту.
Вторая пара истребителей приближалась очень быстро, слишком быстро, времени на раздумья не было. Валентин набрал высоту и скорость, бросаясь им наперерез. Трое против троих. Он шел в лобовую, нырнув вниз за мгновение до того, как немец открыл огонь. Развернувшись так, что в ушах заложило, он выпустил очередь по хвосту. Ах, черт, попал, но незначительно.
Валентин почему-то представлял себе воздушные бои истребителей как параллельные дуэли. В реальности же происходила драка «все против всех», Шарли пытался сдерживать сразу двоих, Гирке прикрывал его, Валентин не давал третьему атаковать с фланга или тыла. Волосы, кажется, уже слиплись от пота под шлемофоном. Очередь, маневр, очередь… Ловко увернувшись от атаки, немец зашел в хвост Шарли, и Валентин вновь бросился наперерез. Он давил гашетку, словно во сне наблюдая, как пули строчат по фюзеляжу противника, находят слабину — и попадают в бак…
***
Валентин сорвал перчатки, шлемофон, едва удержался, чтобы не бросить их о стылую стену землянки. Вместо этого аккуратно положил в изголовье, сделал несколько медленных вдохов и выдохов.
Ну, сбил. Но все равно не успел же. Шарли ранен. Хорошо хоть, добрался до аэродрома, Катрин наверняка уже хлопочет над ним.
В целом, в ситуации не было ничего удивительного. Это война. И в мирное-то время никогда не знаешь, сумеешь ли сделать все по плану. А тут — как ни подстилай соломки, не поможет.
— Эй, Придд, можно тебя на минуту? — Арно смотрел на него как-то снизу вверх, сложив руки за спиной.
— Внимательно слушаю, — прохладно отозвался Валентин.
Арно переступил с ноги на ногу, бросил взгляд на вход в землянку. И где его обычное красноречие? Где поток слов, который не прервешь?
— Тут такое дело, — наконец, проронил он и вновь замолчал.
Валентин бесстрастно смотрел в точку у него над плечом. Если через минуту он не сформулирует свою мысль, разговор следует прекратить. Пойти к техникам, например, или к Катрин, навестить Шарли. Даже самый придирчивый недоброжелатель не сочтет эти занятия побегом от разговора с Арно.
— Извини.
— Что? — Валентин непроизвольно подался вперед.
— Извини, — повторил Арно, глядя себе под ноги, — я был неправ. Я не должен был обвинять тебя в предательстве, тем более, увидев первый раз в жизни, на основании одной только фамилии.
— Еще к акценту претензии были, — педантично напомнил Валентин, стараясь не улыбаться.
— Слушай, ну ты… Нет, действительно. Я не хочу, чтобы так… Ты ни разу не дал повода себя в чем-то упрекнуть. Представляю, как тебе было тяжело жить, пока мы все тебе не доверяли.
— Не все. У полковника Ариго никогда не было вопросов касательно моего происхождения.
Арно тихо фыркнул, сцепил ладони уже перед собой, потер запястье, потом скрестил руки на груди.
— Я не в обиде, — ровным тоном известил Валентин, продолжая смотреть мимо него.
— Да брось. Любой был бы в обиде. Понимаешь, мы…
— Понимаю, — перебил его Валентин, — и принимаю твои извинения.
Арно какое-то время подозрительно смотрел ему в лицо, затем улыбнулся краем рта.
— Хорошо. Я рад, что у нас не восемнадцатый век. Тебе было бы впору на дуэль меня вызвать за все то, что я успел наговорить.
— Ничего, — Валентина начала утомлять ситуация.
— Очень даже "чего"! Ты сбил немецкий истребитель! Спас жизнь Шарли!
— Это мой долг.
— А, брось, — Арно уверенно потащил его наверх.
— Куда ты меня тянешь?
— Как это куда? Обмыть сбитый!
Да уж, не так он представлял себе зарождение дружбы с другими летчиками…
— Может, сначала навестим старшего лейтенанта Шарли?
***
Собственно, полковник и не был обязан объявлять, по какому поводу построение. По его лицу также было невозможно определить, какое событие послужило причиной. Личный состав ждал навытяжку, когда полковник вышел к ним с незнакомым советским офицером. За ними скромно следовала Натали, раскрасневшаяся и счастливая. Валентин спрятал улыбку. Значит, не приказ, иначе она бы так не радовалась.
Команды вроде «стройся!», «смирно!», «вольно!» и тому подобные они знали и по-русски, поэтому Натали вступила с переводом уже когда офицер раскрыл папку и принялся зачитывать документ.
— За проявленную инициативу и успешные боевые действия, способствовавшие успеху советских войск лейтенанту Валентину Придду объявить благодарность перед строем и наградить Орденом Красной Звезды.
Полковник смотрел на него как-то выжидающе. Валентин понял, что совершенно не знает, как устав, тем более, советский устав, предписывает реагировать на поощрения.
— Служу делу победы над фашизмом, — он отдал честь.
Видимо, ответ сгодился. Полковник сам прикрепил ему награду, отстранился, посмотрел, как скульптор на свежеотлитую статуэтку. После команды «разойтись» все, словно только этого и ждали, бросились его обнимать.
— Я всего лишь выполнял свой долг, — попытался воспротивиться Валентин, но слушать его не стали.
— За это надо выпить! Обмыть награду! — радостно воскликнул Арно. — Ну чего ты такой скучный! Это же замечательно, что тебя оценили по достоинству!
Злопамятный Валентин не стал отмечать вслух, что мнение Арно об его «оценке по достоинству» лишь недавно сменилось на противоположное. Улыбнулся. Ну что он, в самом деле. Нормальные люди поощрениям радуются.
— Спасибо, — кивнул он, — только у меня нечего вам предложить.
— Найдем! Ради такого события — добудем!
***
Натали пришла парой часов позже, присела на краешек лежанки.
— Поздравляю.
— Спасибо, — улыбнулся Валентин. Его буквально только что оставили в покое. Голова еще кружилась.
— Вы выглядели не очень обрадованным.
— Просто я не ожидал. Я видел, вы зато радовались за меня.
Натали осторожно коснулась его руки, заглянула в глаза.
— Вы заслуживаете. Вы настоящий герой. Целая танковая колонна… Почему вы не рассказали никому, что видели во время той разведки?
— Рассказал. Точнее, в рапорте написал, — педантично заметил Валентин, накрыл тонкую ладошку второй рукой. — Натали, я не герой, я просто выполняю свою работу. Доброволец — в отличие от вас.
Она опустила голову, не став, впрочем, отнимать руку.
— Я тоже вызвалась добровольно. Я хотела на фронт, приносить пользу, приближать победу. Кем угодно готова была пойти. А потом к нам приехал начштаба дивизии, ему доложили, что я хорошо говорю по-французски. И — вот, я здесь. А мои подруги — на линии фронта, в пехоте, в танковых дивизиях, одна девочка, она санинструктор, к десантным войскам приписана. Они рискуют жизнью. А я перевожу.
После порции не лучшего алкоголя Валентин не вполне был способен рассуждать здраво. Усилием воли он заставил себя встряхнуться и искать решение проблемы.
— Вы здесь — на своем месте, Натали, неужели вы думаете, что не приносите пользу? Неужели вы думаете, что не воюете, не приближаете победу, как ваши подруги? Нам всем было бы очень сложно без вас. Как бы мы общались с техниками? Как господин полковник понимал бы приказы и отправлял рапорты? Кто переводил бы нам газеты? Мы бы оказались тут в изоляции. Работать во имя победы — не равно искать, где сложить голову.
— Вы сам лезете всюду, где опасно. Вот и танки эти… Вы же сам не думаете так, как сейчас говорите.
— Я думаю — и не только я — что вы очень смелая и трудолюбивая девушка. Если все советские девушки такие, как вы и Катрин… То у вас действительно замечательная страна. Хотел бы я побывать здесь в мирное время. Чтобы вы мне показали горы, о которых рассказывали, минеральные источники, парки… А потом я бы пригласил вас в Эльзас. У нас очень красивые дома. И тоже много цветов, и виноградники. У моего отца был виноградник. Если я когда-нибудь вернусь… — он осекся.
— Простите, — тихо сказала Натали, глядя на него искоса.
Валентин сделал глубокий вдох, прикрыл глаза, задержал дыхание.
— Это все алкоголь. Извините, Натали.
— Да, — она поднялась, — вам надо отдохнуть, завтра боевой вылет. А я вас заговорила тут… Спокойной ночи.
Сопровождать штурмовики никто не любил. Это значило быть стесненным в действиях сразу по нескольким причинам. Полет на более низких эшелонах. Следовательно, повышенная опасность попасть под зенитки. Скорость тоже снижалась — чтобы идти со штурмовиками примерно вровень. Немецкие истребители были просто счастливы наткнуться на такую эскадрилью. Конечно, одно из звеньев дежурило наверху, прочесывало квадрат, следило, чтобы враг не подкрался незамеченным. Но это не слишком уж помогало. Два, максимум три самолета с трудом могли связать боем целую эскадрилью немцев до того, как остальные звенья успевали набрать необходимую высоту. Эти две главных опасности — вражеские истребители и зенитки — и были причиной того, что задание эскадрилья выслушала с оттенком досады. Многие летчики завидовали немцам из-за принятой у тех так называемой "свободной охоты". Летишь себе, выбираешь цель, уничтожаешь и возвращаешься. Пополнил счет побед, с большой вероятностью уцелел...
Конечно, вслух о подобном не говорили. Эпинэ собрал эскадрилью, расстелил карту.
— Вот квадрат, где встречаемся со штурмовиками. По последним разведданным стало известно, что за леском, вот здесь, находится вражеский аэродром. Его необходимо уничтожить. Придд!
— Я, господин капитан, — с готовностью отозвался Валентин.
— Шарли еще не может лететь. Звено поведете вы.
— Но лейтенант Гирке...
Эпинэ молча посмотрел на него, и Валентин осекся.
— Так точно, господин капитан.
— Очень хорошо. Запоминайте. Ваша задача — патрулировать небо над сектором.
— Так точно, господин капитан, — Валентин погрыз карандаш и принялся аккуратно помечать маршрут на карте.
Он поведет звено. Ему доверили повести звено несмотря на то, что Гирке — более опытный. Если бы не доверие полковника Ариго...
Нет, отношение к нему сильно изменилось. Не то, чтобы с ним стали дружить, нет, все по-прежнему держались слегка отстраненно, но теперь в этом соблюдении дистанции сквозило уважение, а не презрение.
Он сам виноват, своим холодным и сдержанным поведением всех распугал.
А, не время об этом думать. Набирая высоту, Валентин постарался переключиться на задание. Патрулировать небо. Большей частью, этим он и занимался во время предыдущих вылетов. Правда, под руководством Шарли, но…
-
-
11.11.2016 в 00:01-
-
11.11.2016 в 00:01-
-
11.11.2016 в 00:02-
-
11.11.2016 в 04:44Особенно - за вернувшегося Юстиниана.
Так хочется ещё про них. Сильные люди. И заметно, как всем тяжело послле войны привыкать к мирной жизни. Всего пара фраз - и такой цельный образ.
Недосказанность есть, и хочется подробностей, больше про то, почему за Валентина так волновались все, как он завоёвывал такое признание, выстраивал отношения.
Художнику отдельная благодарность.
Вы молодцы.
-
-
11.11.2016 в 07:23Юстиниана не могла не вернуть
Видимо, не обойдусь опять без пары вбоквеллов. Еще надо поделиться с общественностью, как Джастин дошел до жизни такой
Присоединяюсь к лучам любви в адрес Приддери!
-
-
11.11.2016 в 11:48Вся эта его рассудительность, внешнее спокойствие, но при этом желание доказать, что он тоже здесь не просто так.
Его воспоминания о Джастине, такие светлые и такие грустные.
И как же здорово, что Джастин все же вернулся, очень порадовал этот эпизод.
Спасибо за историю
-
-
11.11.2016 в 11:52и что ж оно так быстро кончилось!
Очень настоящее и совершенно самодостаточное, и язык прекрасный. И Ариго просто
И, конечно, хочется еще - и чтобы и дом восстановили, и летать не бросили, и друзей не растеряли
Арт совершенно чудесен!
-
-
11.11.2016 в 12:05freir, потрясающая история, спасибо за нее! Я, правда, думала, что Валентин, вернувшись после одного из вылетов, столкнется с новым пилотом, приписанным к полку, и это будет Юстиниан, но такая концовка тоже замечательная.
Очень трогает момент, когда Арно осознает свою неправоту и идет мирится, жаль только, что Валентин к этому времени оправился от потерь еще недостаточно, чтобы принять его дружбу не только рассудком.
При всей моей безумной любви к Арно и Валентину, как к паре, вы ухитряетесь писать такие дженовые приддоньяки, от которых у меня дух захватывает.
Хорошо, что Юстиниан все-таки остался жив - поможет брату найти себя в мирной жизни и не потерять связи с друзьями и сослуживцами. Буду очень-очень ждать истории о его приключениях. Если я правильно поняла, братья остались одни, родители погибли, а младших братьев и старших сестер у них не было?
Отдельное спасибо Prydderi за восхитительный портрет Валентина!
-
-
11.11.2016 в 14:09Рисунки тоже очень понравились.
Спасибо и писателю, и художнику.
-
-
11.11.2016 в 16:07Разведвылет особенно очень за живое взял.
В общем, я в восторге и от матчасти, и от героев... ах, линия Валентин-Жермон... о мрррр и мяу. Ещё с того текста. А тут раскрыта так... в общем, это нереально прекрасно всё.
И да, больше вылетов, больше лётных будней!!)) Например, как Жермон Валентина в вылет взял. Разведка, свободная охота...
Як - очень мяу самолёт, согласна. Шикарному самолёту - шикарные лётчики!!!
И рисунки. Небо и самолёт. Небо, самолёт и Валентин. О мррр и мяу. Это не менее прекрасно, чем текст.
freir, Prydderi, вы великолепны, огромное вам спасибо за это чудо!!!)))
-
-
11.11.2016 в 21:55grachonok, спасибо большое, сама фанатею от Ариго
НеЛюбопытное созданье, благодарю! Постараюсь написать вбоквелл про Джастина.
братья остались одни, родители погибли, а младших братьев и старших сестер у них не было?
Младших братьев не было, а старшие сестры тоже погибли
Elletrin, спасибо! Мы старались
...Полярная_Звёздочка..._~*~_..., ах, я надеялась, что тебе понравится
-
-
11.11.2016 в 22:05-
-
12.11.2016 в 00:15Scrutinizer, grachonok, НеЛюбопытное созданье, Elletrin, ...Полярная_Звёздочка..._~*~_...,
спасибо большое за добрые слова
-
-
12.11.2016 в 13:56Особенно понравились цитаты про незаметность труда официанток и такое же переживание переводчицы, что она мало делает для победы, а Валентин ее утешает.
Очень хорошо вот это:
Такие люди бесили его еще со школьной скамьи. Что ни сделай — не так. Не дрался — трус и заучка. Подрался — задира. Поддержал другого — собезьянничал. Возразил — только и знаешь, что против товарищей идти. Правильного поведения с такими людьми просто не существовало. Поэтому Валентин приучил себя выкидывать из головы придирки.
-
-
12.11.2016 в 20:05Prydderi, Валентином с портрета невозможно налюбоваться. читать дальше
-
-
12.11.2016 в 22:13*взволнованно промахивается мимо клавиш*
Я ужасно рада, что вам понравилось! Самолет, названный в честь брата – источник душевных сил, способ Валентина эфемерно коснуться Юстиниана, отжимая штурвал, приветственно ведя ладонью по крылу или открывая фонарь кабины, вдавливая палец в гашетку, представляя, какими приемами Юстиниан сбрасывал бы с хвоста преследователя или заходил на цель. Юстиниан оживает не только во снах; ему невидимыми чернилами оставшихся в сердце слов Валентин выводит строку за строкой мысленного письма, с ним советуется.
Да! Спасибо, мне приятно, что это заметно. Это как раз одна из причин, почему фик - джен. Валентину сложно открываться для кого-то еще. Он и верит, и не верит, что брат погиб, это все для него очень сложно.
Спасибо!
-
-
12.11.2016 в 22:14Гость, спасибо большое! Я очень рада, что вышло канонно! Жермона сама люблю
-
-
13.11.2016 в 00:56-
-
15.11.2016 в 12:27и очень жаль, что мало и что текст - модерн-ау. Хотя про летчиков ... может почитаю как оридж.
-
-
19.11.2016 в 15:04-
-
07.12.2016 в 00:23Vassa07, присоединяюсь к восторгам в адрес Приддери!
Ilmatar Aalto, благодарю!